Как приготовить сладкие пончики. Вкуснейшие пончики — классический пошаговый рецепт с фото

Двадцать второго июня,
Ровно в четыре часа,
Киев бомбили, нам объявили,
Что началася война.

Бомбардировки Киева действительно начались 22 июня, но немного позже, около 5-6 часов утра. Во время первого авианалёта немецкие самолёты атаковали аэродромы, вокзалы и военный завод №43, при этом Люфтваффе потеряло от 1 до 4-х бомбардировщиков. Этот и последующие налёты масштабных разрушений в Киеве не вызвали. Жилые кварталы нацисты почти не бомбили – вероятно, это делалось с расчётом на покорность населения после захвата города. Однако были разрушены некоторые стратегические объекты и несколько больших зданий в центре Киева.

Гитлеровские войска вышли на Киев уже на 20-й день войны, 11 июля 1941 года. В этот день разведка 13-й танковой дивизии немцев атаковала укрепления Киевского укрепрайона (КиУР) на реке Ирпень. Именно тогда на улицах Киева появились баррикады и противотанковые ежи, а витрины магазинов были заложены мешками с песком. Сразу овладеть столицей УССР Вермахту не позволил отвлекающий удар 5-й советской армии генерала Потапова.

К середине августа немецкая группа армий "Юг" вышла к Днепру на всём течении от Херсона до Киева. До конца месяца Днепр был форсирован у Запорожья, Днепропетровска и Кременчуга, а 6-я армия подошла вплотную к Киеву. Одновременно с северо-запада наступала танковая группа Гудериана.

В середине сентября сразу четыре советских армии, сдерживавших атаки противника на киевском направлении, попали в котёл. 19 сентября советские войска оставили Киев, а к концу месяца были разгромлены.

К моменту вступления немецких войск в Киев (около полудня 19 сентября) в городе оставалось примерно 400 тысяч жителей. Остальные либо ушли на фронт, либо отправились в эвакуацию.

Подол в начале оккупации

Горят здания штаба Днепровской флотилии и конвойных войск НКВД.

Подольский район. Немецкие артиллеристы обстреливают баррикаду на улице Вышгородской.

Захват путепровода на Куренёвке

Гастроном возле завода "Большевик"

Угол улиц Константиновской и Еленовской. На заднем плане – мельница Хрякова. Сейчас на этом месте жилой дом (ул. Константиновская, 63).

Остатки баррикады на Мельникова

Тела убитых мирных жителей на бульваре Тараса Шевченко в оккупированном Киеве.

Фотография сделана через 10 дней после падения Киева немецким военным фотографом Иоганнесом Хёле (Johannes Hahle), состоявшим на службе в 637-й роте пропаганды (6-я германская армия, захватившая столицу УССР).

Мёртвые на Лукьяновке

Фотография Андреевской церкви осенью 1941-го. Но интереснее купола на доме мануфактурщика Слинько слева. Их снесли уже после войны и не восстановили до сих пор.

Круговая баррикада на пл. III Интернационала (нынешняя Европейская площадь)

Взорванное здание "небоскрёба" Гинзбурга

Дом Гинзбурга

В 1930-м он выглядел так.

Момент попадания бомбы в дом на Крещатике

Первые пожары на Крещатике

Крещатик

Разрушенный универмаг

Угол Крещатика и Лютеранской

У Бессарабского рынка

Стадион "Динамо"

Погорельцы в Первомайском парке

Немцы возле музея Ленина

Гитлеровские солдаты на автомобиле Wanderer W235 на улице Кирова (нынешняя Грушевского)

Немцы в кузове грузовика на улице Кирова

У здания Верховного совета УССР

На улице Воровского

Немецкая самокатная рота на набережной Днепра, вдали – подорванный мост им. Евгении Бош.

Венгерские войска движутся к одной из переправ через Днепр (скорее всего, к мосту Шарнгорста) мимо Нижних пещер Киево-Печерской лавры. За ними наблюдают местные жители, которые возвращаются в город с полными санями хвороста, собранного на днепровских склонах. Справа – довоенное общежитие-казарма строителей Наводницкого моста.

Немцы переправляются через Днепр на тримаране

Уничтоженные пароходы на Днепре

Мост Струве, взорванный советскими войсками при отступлении 19 сентября 1941 года

Разрушенный мост им. Евгении Бош

Немцы сооружают понтонную переправу.

Другим пришлось плыть на надувных лодках.

Красноармейцы сдаются в плен в районе Выдубичей. Прорваться к своим на другой берег Днепра не получилось.

Разрушенный Успенский собор Киево-Печерской лавры

Часовой на Лаврской колокольне

На втором плане – горящий недостроенный Наводницкий мост через Днепр

Гитлеровец звонит в колокол

Немецкий флаг на колокольне

Немцы у башни Ивана Кушника на улице Январского восстания. Слева старый Арсенал, впереди – Свято-Троицкие ворота Лавры.

Группа немецких военных у Феодосиевской церкви

На вокзале

Баррикада у вокзала, на углу улиц Коминтерна и Жилянской. Немцы приволокли сюда бюсты Сталина и Ленина.

Остатки баррикад на Крещатике

Киевляне разбирают баррикаду на Институтской улице под надзором немецкого фельджандарма.

Немцы на отдыхе возле здания обкома (нынешний Майдан)

Немцы на площади Калинина (сейчас – Майдан Незалежности) долбят асфальт, видимо для того, чтобы поставить какой-то указатель. Слева – здание бывшей думы, на втором плане – Крещатик. Справа – липа, которая пережила войну и новую застройку Крещатика, но была уничтожена в 1981 г. при перепланировке площади.

Толпа женщин стоит на углу улиц Керосинной (ныне – ул. Шолуденко) и Лагерной (ныне эта её часть – ул. Маршала Рыбалко), у ограды стадиона "Зенит", который теперь называется "Старт". Предположительно, они пытаются узнать что-то о судьбах своих мужей, сыновей и братьев, содержавшихся в соседних казармах. В беретах и с непокрытыми головами – горожанки. Позируя перед камерой, улыбается украинский полицай. На нём фуражка комначсостава РККА с чёрным околышем (артиллерист, танкист или связист) и солдатский ремень. На левом рукаве шинели – белая матерчатая повязка с двумя полосами по диагонали, из всех надписей читается только крупная: "Wehrmacht".

Сохранилась стальная решётчатая ограда стадиона, ставшего широко известным с лета 1942 г., когда здесь проходили футбольные матчи между командой "Старт" хлебозавода №4, состоявшей в основном из игроков довоенного состава киевского "Динамо", и футболистами оккупационных войск

Брест-Литовское шоссе

Внимание фотографа привлекли четверо военнопленных, занятых ремонтными работами. Они о чём-то говорят с немецким конвоиром, стоящим у трамвайного вагона "пульман" с номером 1023. На трафарете – маршрут №7, следовавший по бульвару Тараса Шевченко и Брест-Литовскому шоссе (проспект Победы) до ул. Полевой.

Киевляне слушают громкоговоритель у автомобиля 637 роты пропаганды.

Раздача нацистских флажков жителям Киева

Угол Крещатика и Карла Маркса

Это военнослужащие Люфтваффе устроили фотосессию в покорённом городе. Они фотографировались прежде всего на фоне объектов, разрушенных бомбардировками немецкой авиации.

На Крещатике

Руины Успенского собора

У здания Верховного совета УССР. Контраст огромного советского герба и людей в нацистской форме.

Все фотографии и многие комментарии найдены на сайте

Стоит сказать, что задолго до этого печального события жители города поняли, что оккупации Киева уже не миновать. Тогда уже через месяц после начала военных действий киевляне начали покидать город и уезжать в деревни, которые должны были спасти жителей от гибели. Однако стоит сказать, что большинство людей остались в Киеве и были готовы к скорому сражению. Отважные киевляне продолжали работать, строить укрепления и готовиться к нападению.

Причины боя под Киевом

После того как немецкие войска захватили территорию под Смоленском, Гитлер принял решение о нападении на Киев, для того чтобы в скором времени завоевать все украинские земли. Он хотел захватить Украину потому, что на её территории находились угольные месторождения. Гитлер считал, что это помогло бы обеспечить немецкие войска теплом и едой для того, чтобы они могли продолжать военные действия на территории Советского Союза.

После захвата украинских земель планировалось взять в кольцо Москву, после чего добиться капитуляции от СССР.

Оборона Киева 1941. Кратко о военных действиях

Великая Отечественная война унесла огромное количество жизней героев. Никто не сможет забыть, как войска Красной Армии обороняли свою родину от противника.

Оборона Киева в 1941 году стала очень тяжёлым периодом для Красной Армии и горожан. Несмотря на неравные силы, красноармейцы стояли до последнего и совершали отчаянные поступки для того, чтобы не дать немецким войскам продвинуться дальше. Большинство подразделений Красной Армии потеряло связь с высшим командованием, а также с соседними подразделениями. Многие из них попали в окружение и уже не могли вырваться из него. Стоит сказать, что большая часть солдат умирала либо попадала в плен врага.

Недостача боеприпасов, численность войск и помощь горожан Советской Армии

Уже в первых боях была хорошо ощутима недостача оружия и боеприпасов. Гитлер планировал молниеносный захват столицы, однако, несмотря на превосходство немецких войск в численности, а также недостаток военной техники, солдаты Красной Армии героически сражались с врагом. Героическая оборона Киева 1941 г. не забудется никогда, потому что солдаты Красной Армии и жители города объединились и мужественно сражались за столицу.

Оборона Киева 1941. Краткое содержание нападения на столицу

Главной задачей Гитлера была оккупация территории Донбасса, а также Крыма. Во-первых, эти развитые сельскохозяйственные промышленные районы обеспечивали бы армию и тыл ресурсами. Во-вторых, взятие украинских земель обеспечило бы беспрепятственное продвижение немецкой армии к своей главной цели - Москве.

После овладения Смоленском немецкое командование приняло решение о захвате СССР. Гитлер планировал захватить Киев молниеносно, однако мужественные и свободолюбивые войска Красной Армии не дали сбыться его мечтам.

Уже 11 июля немецкие войска попытались ворваться в Киев и захватить столицу, но стойкая оборона и контрудары Красной Армии не дали захватить город молниеносно. После этого враг решил обойти Киев с двух сторон и уже 30 июля возобновил боевые действия и наступление на город.

7 августа воздушно-десантной бригадой А.И. Родимцева была проведена контратака. Это помогло стабилизировать положение, но лишь на короткий срок. Стоит отметить, что опыта десантники не имели, а также у них отсутствовало тяжёлое оружие. Сильной немецкой пехоте они могли противопоставить только лишь боевой дух, смелость и мужество.

Советское командование приняло решение о формировании новых дивизий и о введении их в бой. Только это помогло избежать катастрофической ситуации.

К 10 августа противнику удалось прорваться к юго-западным пригородам, однако и здесь их постигла неудача: героическое сопротивление 37-й армии заставило немецкие войска вновь остановиться.

Несмотря на героическое сопротивление, продолжалось наступление немецких войск, а также оборона Киева. Июль-сентябрь 1941 г. стали для города очень тяжёлым периодом, потому что все три месяца враг продолжал наступать и разбивать Красную Армию.

Окружение Киева

Из-за того что войска Красной Армии упорно и мужественно сопротивлялись, Гитлер решил повернуть на юг 2-ю полевую армию, а также 1-ю танковую группу, которые двигались в Московском направлении. Нужно сказать, что в это время немецкие войска прорвались к Днепру южнее. Однако в конце августа войска противника форсировали реку севернее Киева, и уже в районе Чернигова они соединились со своими частями, которые наступали с севера.

Несмотря на то что существовала угроза окружения, Сталин всё равно принял решение о продолжении обороны столицы. Это отразилось на трагичности дальнейших событий, ведь если бы советские войска отступили после первого предупреждения об окружении, человеческих жертв не было бы так много.

Оборона Киева 1941 года запомнилась всем на долгое время. Героизм и мужество солдат Красной Армии не могут не восхищать. Несмотря на то что численность немецких войск практически в три раза превосходила красноармейцев, они не отступали и продолжали оборонять столицу.

9 сентября немецкие войска подошли к Киеву и окружили его. Несмотря на то что красноармейцы были практически разбиты, они всё равно предпринимали отчаянные попытки прорыва.

Уже 19 сентября немецким войскам удалось войти в город, а киевская группировка советских войск вынуждена была отступить. Советское командование совершило попытку деблокирования окружённой группировки войск Красной Армии, однако она не увенчалась успехом. Очень много солдат и командиров погибли, а также попали в плен противника. Оборона Киева 1941 г. забрала невероятное количество жизней отважных и мужественных красноармейцев, которые были готовы на всё ради освобождения своей родины. Они отдали свои жизни для того, чтобы остаться на своей земле и не отдавать её в руки противника.

Стоит сказать, что до начала обороны Киева Г. К. Жуков сообщал Сталину о том, что советские войска необходимо перевести из излучины Днепра.

Человеческие потери и мужество Красной Армии

Каждый школьник и взрослый человек знает, сколько длилась оборона Киева 1941 г. Никто не сможет забыть кровопролитных битв, мужество, а также героизм Красной Армии. Все будут помнить, как солдаты сражались за столицу и обороняли её, как только могли. Ни у одного солдата не было и мыслей о том, чтобы покинуть поле боя и отдать столицу в руки противника. Эти события навечно останутся в памяти, потому что забыть их просто невозможно.

Нужно сказать, что поражение красноармейцев стало огромным ударом для всей страны и сильно повлияло на дальнейшее развитие Великой Отечественной войны. Военные действия унесли жизни свыше 700 000 человек. Помимо огромнейших человеческих потерь, СССР потерял практическую всю Из-за этого дорога в Донбасс, в Приазовье, а также на Восточную Украину стала для немецких войск открытой.

Срыв планов Гитлера

Немаловажно, что оборона Киева 1941 г. стала для немецких войск неожиданностью. Боевые действия на территории города сорвали планы Гитлера о молниеносной войне и о немедленном взятии столицы. Также стоит сказать, что это помешало их продвижению к столице, тем самым помогло подготовиться советским войскам к обороне Москвы. За 3 месяца советским войскам удалось укрепить позиции для того, чтобы мужественно и героически отражать удар немецких войск.

Поражение Красной Армии привело к тому, что дорога на Восточную Украину, Приазовье и Донбасс для немецких войск стала открытой. Стоит сказать, к чему же привело отступление красноармейцев:

• 17 октября немецкие войска заняли Донбасс.
• 25 октября войска противника захватили Харьков.
• 2 ноября немецким войскам удалось захватить Крым, а также блокировать Севастополь.

Всем надолго запомнилась оборона Киева 1941. 1942 год стал для Украины кровавым: Харьковская операция и т. д. Тяжело представить, что пережила и жители страны в то время.

В период обороны Киева принимались все возможные меры для того, чтобы усилить боевую способность советских войск. Они героически отстаивали свою территорию и отражали удары противника. Нужно сказать, что человеческие потери были огромными. Многие советские солдаты попали в плен к врагу, но, несмотря на это, их мужеству не было предела.

Оборона Киева в 1941 году - событие, которое запомнится надолго абсолютно всем. Мужество и героизм советских солдат не оставили равнодушным абсолютно никого. Они со всех сил пытались отражать удары противника и с гордостью отвоёвывали Киев. Поражение сказалось на дальнейшем развитии боевых действий и планов немецкого командования по отношению к городам Украины, а также к Москве.

Morris-Commercial CDSW образца 1940 года.

Верховная ставка разрешила отвести 5-ю армию Юго-Западного фронта за Днепр. В ночь на 19 сентября советские войска оставили Киев. Вскоре в столицу Украины вступили немецкие подразделения. Первыми в город вошли разведывательные и штурмовые подразделения Вермахта. Произошло это около полудня, с двух сторон одновременно (со стороны ул. Красноармейской и с Подола) и, не встречая сопротивления, к вечеру заняли весь город.

На улицах дым пожарищ, у домов валяется нехитрый скарб погорельцев. Разведывательно-штурмовой отряд немцев движется на трофейных советских бронеавтомобилях БА-10.

Трофейный советский БА-10 с наброшенным на башню немецким флагом (чтобы не быть уничтоженным собственной авиацией, ориентирующейся в первую очередь по силуэту техники). Совпадают с фотографией: закругленное крыло, фонарь на нем, за фонарем бронированное окно-люк, крест нарисован под маленьким бронированным оконцем, второй крест нарисован на башне. Немецкий солдат сидит в свободном уголку у башни, оставленном для возможности поворота маски башни.

Войдя в город, немцы практически сразу начали искать себе жилье. Изначально они заселили район Липок, выселив оттуда все гражданское население, за исключением швейцаров и дворников. Здесь разместилось командование отборных военных частей, жандармерия и другая военная знать. Гитлеровцы полностью заселили улицы Екатерининскую, Левашовскую, Банковою, Виноградорную, а ул. Энгельса, Октябрьской революции, Кирова и Урбановича - частично. Высшее немецкое руководство разместилось на Тимофеевской. Также все уцелевшие во время бомбёжек гостиницы города были переполнены высокопоставленными военными чинами.

Красноармейцы сдаются в плен недалеко от Выдубичей. Выйдя к Днепру, они надеялись перейти его по киевским мостам, но те уже были взорваны. На заднем плане - быки недостроенного моста (теперь - мост им. Е. Патона).

Немецкий офицер дает указания разведывательному подразделению по продвижению в городе. Справа расположена башня Ивана Кушника, слева - старый Арсенал, впереди Свято-Троицкие ворота Лавры. На брусчатке видны трамвайные рейки маршрута №20. Гренадерское подразделение очень хорошо экипировано: шлемы с лентами для крепления маскировочных средств, подсумки, ранцы, ручной пулемет и винтовки Маузера. На поясах висят: багнет-ножи, гранаты, стальные коробы с противогазами, фляги в суконных чехлах с пристегнутыми крышками-стаканами.

Кроме специальных разведывательных подразделений и бронеавтомобилей, в Киев первыми въехали немецкие мотоциклисты. Радостные горожане с интересом рассматривают необычных "гостей". Многим киевлянам, пережившим сталинские репрессии казалось, что новая власть высокоразвитой Германии не будет их угнетать и убивать. Как же они ошибались...

Особенно это касалось еврейских общин, с радостью и уважением встретивших нацистов. Среди евреев, не успевших эвакуироваться из города, бытовало мнение, что немцы очень развитый и культурный народ, который никогда не посмеет их тронуть.

Немецкие офицеры изучают карту, на которой отчетливо видно, что это именно карта Киева. Первый день оккупации - 19 сентября 1941.

Киевляне встречают немецкие войска, которые двигаются по Бессарабской пл. в сторону Крещатика. Некоторые из горожан держат в руках свертки с награбленным из брошенных магазинов. Впереди видна автомашина марки "Ауди" с опознавательными знаками одного из подразделений Вермахта. Женщина в платке носит обувь, плетенную из камыша.

Из дневника штабного офицера 29-го армейского полка: «Население растерянно стоит на улицах. Оно еще не знает, как ему себя вести… Когда мы подъехали к толпе, из него вышел, возбужденно жестикулируя, человек. Он хотел показать нам дорогу до гостиницы «Континенталь», где должен разместиться наш штаб. Когда мы прибыли туда, соседи сказали нам, что большевики перед отступлением заминировали этот дом, и предупредили нас, чтобы мы до этого отеля не вселялись».

Иван Кудря

В июле - августе 1941 по решению ЦК КП(б)У в городе для подпольной работы были созданы обком, основные и запасные горком и 9 райкомов партии, 37 партийных организаций, а также обком, горком, 9 райкомов комсомола, 31 Комсомольск, организация. Диверсионно-подрывной работой руководил созданный горкомом партии штаб во главе с начальником цеха Киевского паровозовагоноремонтного завода В. Кудряшовым. Подпольщики, имевшие радиоприемники и пишущие машинки, регулярно слушали советские радиопередачи, составляли и распространяли листовки, прокламации, обращения и т.п.
С первого дня оккупации в Киеве была задействована диверсионно-разведывательная группа НКГБ УССР под руководством Ивана Кудри (в составе Дмитрия Соболева, Раисы Окипной, Евгения Бремера, Андрея Печенева и других). В ее задачи входило выяснить, кто и когда будет заселять заминированные объекты и передавать информацию в Центр по мощной рации, установленной на конспиративной квартире пенсионера Линевича.
Из книги Ф. Пигидо-Правобережного "Великая Отечественная война": "Необходимо особенно подчеркнуть, что невзирая на животную панику, которой была охвачена руководящая партийная верхушка в первые месяцы войны, очевидно, что по предварительно разработанному плану на просторах Украины была оставлена широко разветвленная сеть, состоящая из проверенных коммунистов и работников НКВД. Многие тысячи коммунистов большего или меньшего ранга по приказу оккупационной немецкой власти, были зарегистрированы в городских и районных управах, оставаясь на свободе, планомерно и систематически вели свою подрывную работу. Немцы этого поначалу не замечали и охотно использовали ловких московских агентов. Во главе районных и сельских управ часто стояли члены коммунистической партии. Это же относилось и к полиции".

Вступление в Киев, кадры из немецкого еженедельного обозрения Die Deutsche Wochenschau №577:

Разрушенный мост Евгении Бош

Крупный план взорванного моста

Поврежденный Наводницкий мост

Крупный план Наводницкого моста

Немецкие войска вступают в Киев

Колонны немецких подразделений

Внизу горящий Подол

Подол, Красная пл., горят здания штаба Днепровской флотилии и конвойных войск НКВД.

Немцы движутся по ул. Институтской к центру города, вдалеке видны купола Александровского костела

Киевляне на Крещатике

Баррикады в центре города

Брошенная на дороге советская амуниция

Генеральный комиссаром округа «Киев» назначен Х. Квитцрау. Комендантом Киевского куреня (оккупационной полиции Киева) назначен А. Орлик (А. Конкель). Образована Киевская городская управа (КГУ), ее председателем избран профессор-историк А. Оглоблин [На зов Києва: Український націоналізм у II світовій війні. Збірник статей, спогадів і документів. - К., 1994].

Оккупация 1941-1944 годов стала самой долгой и самой трагической страницей истории города

Псков в своей долгой истории был оккупирован трижды. И трижды это были немцы. Про первую оккупацию в 1240 году в Пскове помнили «легендарно», без особых подробностей. Тогда основные силы псковичей были разбиты под Изборском. Следом ливонские отряды начали осаду Псковской крепости. Осада длилась неделю и трудно сказать, чем могла бы закончиться, если бы не предательство посадника Твердилы. Так началась первая немецкая оккупация Пскова. Когда и чем закончилась - это известно.

Вторая немецкая оккупация Пскова - с февраля по ноябрь 1918 года. Кайзеровские войска тогда заняли Псков и часть Псковского уезда, Остров и часть Островского уезда. Вся полнота власти на оккупированной территории принадлежала немецкому командованию. В этой оккупации и оккупации периода Великой Отечественной войны много общего - обширная система поборов, разграбление и вывоз материальных ценностей, бесправие местного населения.

Третья оккупация Пскова оставила свой обширный след и в документах, и в фотографиях, и в воспоминаниях очевидцев.

«Ужасный запах от горящей шерсти и живых существ заражал целые кварталы города»

9 июля 1941 года - первый день третьей немецкой оккупации . Вряд ли тогда кто из псковичей мог предположить, что это будет за жизнь. Что такое немецкая оккупация, в Пскове еще помнили те, кому пришлось в 1918 году видеть на улицах Пскова кайзеровских солдат. Но по степени жестокости по отношению к людям, размаху грабежа третья оккупация не имела себе равных.

Объявление городского главы Пскова В. М. Черепенькина об установлении единовременного налога на восстановительные работы. Декабрь 1941 года.

Всё, что высказывалось нацистскими вождями о войне против Советского Союза, давно известно. Адольф Гитлер заявлял об уничтожении не только государства с названием «Советский Союз», но и об уничтожении русских как народа (здесь под «русскими» понимался не один этнос, а совокупность всех этносов, населяющих Россию). «Я намереваюсь грабить и, именно, эффективно», - это уже Герман Геринг. Подобных политических заявлений было множество.

А вот что думал об этой войне рядовой немецкий солдат, ставший оккупантом? Что двигало им, какие «высокие идеи» привели его в чужую страну? Ответы можно найти в письмах Иоганна Хайнриха Вике, немецкого священника . В письмах к жене он делится впечатлениями о походе на Восток. Несколько выдержек из этих писем:

10 июня 1941 года: «Вот теперь начинается… Итак, начнем с радостной верой борьбу, которую придется вести с потом и кровью (нашими кровью и потом), но и с духами тьмы».

16 июня 1941 года: «Вот мы и едем. Судя по направлению, поездка принесет прекрасные впечатления. Я вчера разговаривал с двумя дамами, которые рассказали мне о родственниках, которые ждут нас, и внушенного нами освобождения как «мессии». Когда слышишь подобное, то вновь хочется войны, которую возложили на нас».

12 июля 1941 года: «Город, у которого мы теперь располагаемся (Псков) ужасно разорен, а именно преимущественно бомбами и пожарами. Он был взят как раз в тот день, когда мы прибыли к вечеру. Солдаты осматривали улицы и дома с карабинами и приставленными штыками.

Еще горели большие магазины, а чудесные старые православные церкви с их тонко обработанными известковыми стенами и зелеными медными куполами стояли частью неповрежденными, частью же ужасно разрушенными среди развалин, смотрелись чуждо в гуле машин и беготне любопытных и взволнованных людей.

Прекрасная высокая церковь, несущая 5 куполов как корону, возвышается над городом, видная издалека… Мы опять здесь красиво живем. Я весь день просидел в большой прямоугольной палатке, которую мы построили из 8 новеньких русских палаточных полотен. Боковины мы высоко подняли, так что слабый ветерок охлаждал вспотевшие тела. На школьной парте (реквизированной) тыльной стороной вверх лежала наклеенная на белое полотно настенная карта из ближайшей школы, и когда она запачкается, наступит очередь другой.

«Последнее приглашение» для получения рабочего паспорта немецких властей Пскова. 21 ноября 1941 года.

В городе Пскове вчера оставшиеся бедные люди копошились, как в муравейнике. Они тащили из разрушенных магазинов и из частных квартир наобум все, что можно было схватить: продукты в огромных пакетах, развешанные в сетках, рейки в мешках за спиной, инструменты и всевозможные устройства.

…Ужасный запах от горящей шерсти и живых существ заражал целые кварталы города. И среди всей этой суматохи, порчи, борьбы за жизнь, добычу и собственность, гармоничные белые церкви в их непорочном спокойствии и мире. Хорошо, что люди здесь, несмотря на пуговицы с советскими звездами на рубашках и кителях, имеют в своих городах и деревнях церкви.

И крестьянин, рядом с домом которого мы расположились, и который сегодня тотчас появился при первых звуках Интернационала из нашего граммофона и благоговейно слушал Интернационал вместе со словами Сталина а при 36-м повторении пластинки еще раз вышел из дома и присоединился к нам, захваченным услышанным, - мы проиграли 36 пластинок с речью Сталина! - у него пуговицы с советскими звездами на зеленой рубашке, при этом у него в комнате есть красный угол с 3 иконками!».

Территория Псковщины была окончательно оккупирована лишь к концу лета 1941 года. Что же такое «оккупация»? Из словаря: «Оккупация (от лат. оccupatio) - захват, временное занятие вооруженными силами территории противника». Оккупация Советского Союза в 1941 году должна была продлиться вечно, она не планировалась как временная.

Оккупированная территория СССР была поделена на зоны административно-хозяйственного управления. Псков был отнесен к Северной России (граница территории проходила по линии Псков - Дно - Старая Русса).

С началом оккупации Псковская земля стала глубокой тыловой зоной двух группировок - «Север» и «Центр», «замиренной» территорией. Когда группа армий «Север» в составе 16-й, 18-й армий и 4-й танковой группы достигла пределов Ленинграда, то Псков и близлежащие районы стали для нее опорным тыловым районом, ее административным, хозяйственным и военным центром.

Размещение командования северной группировки и 18-й армии в Пскове наложило свой отпечаток на характер оккупации. В городе разместились: командование и хозяйственная инспекция группы армий «Север», командование 18-й армии, штаб оперативной команды 1-а (служба безопасности СД), военно-строительная организация рейхсминистра вооружения и боеприпасов Фрица Тодта (ее команды разместились на территории Довмонтова города), немецкие госпитали (гарнизонный госпиталь, здания школ), разведшколы (в городе и окрестностях), командование охранных дивизий, эстонские комендатура и полиция, штаб железнодорожных войск, пересыльные пункты.

Псковщина входила в оккупационную зону рейхскомиссариата «Остланд» . Вся полнота власти принадлежала военному командованию. Военная власть в Пскове была представлена начальником окружной военно-полевой комендатуры, городским военным комендантом, начальником полиции безопасности.

Постоянный гарнизон насчитывал около 20 тысяч, а временами доходил, по некоторым сведениям, до 70 тысяч.

«Новый порядок» («Die Neu Ordnung») был основан на жесточайшей эксплуатации, насилии над мирными гражданами, на культивировании постоянного страха за свою жизнь, на жестокости, убийствах, на грабеже «всего и вся».

В городе появились эмигранты из-за границы. Многие из них вошли в состав городского управления, главой которого был назначен бывший учитель математики В. М. Черепенькин. Городская управа находилась на переименованной улице Ленина, рядом размещалась и биржа труда. Именно сюда, по адресу ул. Плаунер, д. №11 (Дом специалистов), до 01.12.1941 должно было явиться взрослое население города, в первую очередь, мужчины (от 14 до 65 лет) для получения рабочих паспортов.

Саботаж трудовой повинности карался суровыми мерами, вплоть до расстрела (саботажем считалось отсутствие рабочего паспорта или соответствующей отметки в советском паспорте).

Монумент на площади Жертв Революции был перестроен, на нем укреплена свастика и доска с надписью «В память освобождения г. Пскова от большевизма германскими войсками 9 июля 1941 г.»

Все распоряжения немецкого командования должны были беспрекословно выполняться каждым «сознательным гражданином города», т. к. это его долг - трудиться в пользу тех, «кто не пожалел сил и своей жизни для освобождения русского народа от двадцатичетырехлетнего гнета и насилия».

Комендантский час с 20 часов до 5 часов утра (таким он был установлен с осени 1942 года, а до этого с 19 часов до 6 часов утра) ограничил передвижение жителей по городу. Обязательным было затемнение окон. Кроме того, с сентября 1942 года Псков был объявлен зоной с заградительными мерами, т. е. всякое самовольное переселение в город для постоянного проживания запрещалось.

Многие псковские улицы были переименованы: Октябрьская улица (до стены Окольного города в Летнем Саду) - в улицу Гитлера, Пролетарский бульвар (после стены Окольного города в сторону Крестов) - в Хауптштрассе, Ленина - в Плаунер, Свердлова - в Берлинерштрассе, Поземского - в Гдофферштрассе, Советская - в Берхрессаденерштрассе, К. Маркса - Фребель, Гоголя - в Главную. Некоторые улицы сохранили свои названия, но писались немецкими буквами. Население города в повседневной жизни пользовалось привычными довоенными названиями.

Сняты были два памятника - Ленину и Кирову - возле Дома Советов. Перенесены к зданию тюрьмы, потом и вовсе увезены для использования в качестве цветного металла. Кстати, цветной металл в обмен на продукты охотно принимали от населения города (приемные пункты находились возле Троицкого моста, на улице К. Маркса).

В первые дни оккупации для всех был открыт Псковский музей, потом его посетителями стали только немецкие солдаты. Здание музея позже, когда началось разграбление пригородов Ленинграда, стало перевалочно-сортировочным пунктом для привозимых ценностей из дворцовых музеев.

В период оккупации многие городские здания использовались по прямому своему назначению: тюрьма, ТЭЦ, почта, радиоцентр, театр, типография, аэродром, парикмахерские, столовые.

В Доме Советов разместились полевые комендатура и жандармерия, в левом крыле - госпиталь. В первой советской гостинице - «Октябрьской» - разместились штабы группы армий «Север» и 18-й армии (весь квартал был оцеплен колючей проволокой).

На углу Некрасова и Октябрьской улиц в кирхе рядом с храмом Анастасии в Кузнецах - Дом офицеров «Хаус Остланд». Здание бывшей Псковской Городской Думы (до войны Дом Красной Армии, находился на месте дома 1/3 по нынешней ул. Советской), был превращен в солдатский клуб.

На подворье Печерского монастыря около храма Одигитрии была открыта поликлиника для русских (с платным лечением). Детский прием стоил 3 рубля, для взрослых - 5 руб., вызов врача на дом - 8 руб., койко-день в больнице - 15 руб.

Во время оккупации месячная зарплата чернорабочего в Пскове составляла 220-230 руб., рабочего высокой квалификации - от 300 до 500 руб., учителя - от 300 до 1000 руб., сотрудника музея - 750 руб., городской глава В. М. Черепенькин получал 2000 руб. в месяц.

Цены на основные продукты и товары были следующими: порция щей в столовой - 20 руб., коробок спичек - 50 руб., десяток яиц - 100 руб., билет в театр - 15-20 руб., номер газеты «За Родину» - 50 коп., подписка на месяц (при 6 выходах в свет в неделю) - 12 руб., 100 г соли - 130 руб., пуд хлебного зерна - 1100 руб., пуд муки - от 1000 до 1500 руб., пуд картофеля - от 500 до 700 руб., 1 литр молока - 30-40 руб., сахарин - 40 руб. за 100 таблеток, пара мужских сапог - 10 000 руб., туфли женские - от 1500 до 2000 руб., мужские шерстяные брюки - от 300 до 1000 руб., табак - 150 руб. за 50 г., воз дров - от 300 до 400 руб., кусок мыла - 150 руб., расчёска - 120 руб.

Работали бани: Гельдтова - для немцев, на Плехановском посаде - для русских.

Снетогорский монастырь с весны 1942 года стал узлом связи и фактически резиденцией командующего группы армий «Север». Псков видел пятерых командующих армейской группой: фельдмаршалов Вильгельма фон Лееба, Георга фон Кюхлера, Вальтера Моделя, генерал-полковников Георга Линдемана и Иоханнеса Фриснера.

Осенью 1941 года в Пскове оказалось 10-12 тысяч человек. До войны в городе проживало 62 тысячи. С началом войны мобилизовано в Красную Армию около 15 тысяч человек. Многим удалось выехать, уйти в советский тыл. К 1942 году население города возросло до 30 тысяч, в основном, за счет тех, кто не успел в начале войны уйти от наступающей немецкой армии и осенью-зимой 1941 года вынужден был вернуться домой.

Основными обязанностями местного населения были: трудовая повинность (в основном для мужчин в возрасте от 14 до 65 лет, но женщины также получали рабочие паспорта), обеспечение поставок для немецкой армии (войска, расквартированные в зоне Остланд, обеспечивались всем необходимым, в первую очередь, продовольствием, за счет местного населения), обеспечение безопасности немецкой армии (в том числе охрана объектов военного значения, в частности, охрана железных дорог от партизан).

Неотъемлемой частью «нового порядка» была широкая система налогов. Были налоги «разовые», например обязательный единовременный налог в размере 10 рублей с каждого жителя города Пскова, независимо от возраста, в декабре 1941 года - «на продолжение восстановительных работ по благоустройству Пскова».

Система налогов определялась «Предварительным порядком взимания налогов Командира войск безопасности и Командующего войск Северной области от 19 апреля 1942 года», который постоянно «совершенствовался».

С податного населения (от 18 до 60 лет, вне зависимости от пола) взималась подушная подать в размере 120 рублей в год с человека, от него освобождались инвалиды. Был введен подоходный налог в размере 10% и налог с продаж также в размере 10% (при легальной торговле).

С 5 июня 1942 года в Пскове появился налог на собак, разумеется, домашних. Налог за собаку составлял 25 рублей в год. Если у хозяина была вторая собака, то за нее налог составлял уже 35 руб. в год, с каждой последующей собаки - по 45 рублей, за кошку - 30 руб. в год. В Стругах Красных введен налог «на бороду», т. е., заплатив в год 10 рублей, можно было ходить спокойно, не боясь, что могут принять за партизана. Но желательно при этом иметь документ об уплате этого налога.

Нарушение любого пункта «Постановления…» каралось тюрьмой или денежным штрафом в размере от 500 до 800 руб.

Надо заметить, что рубли, которыми платили налоги, это были советские деньги, с советскими символами и портретом В. И. Ленина. Курс германской марки к рублю составлял 1:10.

Существовал еще один вид денежных знаков для местного населения - т. н. «пункты». Ими, как правило, расплачивались с сельским населением за проданные сельскохозяйственные продукты и сырье (например, лён).

Сельское население, помимо денежного, облагалось еще и натуральным налогом. Каждое хозяйство должно было поставлять определенное количество яиц, мяса, молока, картофеля, овощей, сена в пользу новых властей. За отказ или неуплату, недоплату виновник сажался в тюрьму, за него ответчиками были его односельчане. Использовался принцип круговой поруки.

В начале оккупации новая власть отказалась от ликвидации колхозов, т. к. собирать продналог с коллективного хозяйства легче, чем с единоличников. Колхозы были ликвидированы только весной 1942 года.

По специальным распоряжениям немецких властей жители обязаны были сдавать оружие, радиоприемники, велосипеды, лыжи с палками (даже детские). За неисполнение - наказание вплоть до расстрела.

Возобновили работу некоторые псковские предприятия. Заработала электростанция, ремзавод, возобновилось движение трамвая (трамвайные рельсы в конце оккупации были сняты и увезены в Германию).

Было запущено крупнейшее предприятие города - меховая фабрика (бывший кожевенный завод «Пролетарий», чье оборудование и сырье советские власти при эвакуации вывезти не успели). Здесь шили и ремонтировали меховую одежду и обувь для немецкой армии. На фабрике в трех цехах (скорняжном, трикотажном, сапожном) трудилось около 600 псковичей. Именно здесь известны случаи массовых публичных порок рабочих «за плохую работу», «за брак», «за вредительство» - 15 ударов плетьми).

На углу Новгородской (бывшая Карла Маркса) и Пушкинской улиц работала прядильно-ткацкая фабрика с числом работников около 370 человек.

Среди мест работы числились Крыпецкое торфопредприятие и Ваулинские гравийные разработки (к Ваулиным горам была проведена узкоколейка, высокого качества песок увозился в Германию). Труд был каторжным, зарплата - мизерной, условия работы - очень тяжелыми, недаром в Пскове Ваулинское предприятие называли не иначе, как «Ваулинская каторга».

Источников заработка в городе было мало, население существовало кое-как, перебиваясь за счет выменянных на вещи продуктов. Меняли вещи на продукты, покупали их на Торговой площади (нынешняя пл. Ленина) в базарные дни (с сентября 1941 года базарным днем был понедельник).

В первые дни оккупации базар на Торговой площади в Пскове не работал. Только в первой половине августа 1941 года базару было разрешено собираться. На базаре часто устраивали облавы, выискивая партизан. Иногда во время облав отбирали молодежь, чтобы отправить на работы в Германию. Властям приходилось прибегать к облавам, так как желающих ехать в Германию добровольно было немного (хотя объявления печатались в газетах регулярно с начала 1942 года).

Псковская газета периода оккупации «За Родину» называла базар «главным нервом жизни Пскова»: «Три длинных ряда двойных прилавков, подведенных под крышу… Большинство продуктов, как ягоды, мука, сахар, разная крупа, мак, мед продаются только стаканами. Картофель продается «мерой», а зимой и весной горшками, по 20-25 картофелин».

Обилие продуктов в газетной статье не дает полной картины в обеспечении продовольствием жителей и города и псковской деревни. Население голодало. В городе была введена карточная система на получение продовольствия: работающие получали 300 грамм хлеба в день (в блокадном Ленинграде - 250 г), неработающие - 175 г. Кроме этого, полагалось 200 кг картофеля в год работающим, неработающим - 100 кг.

Голод в Пскове спровоцировал эпидемию сыпного тифа, начавшуюся в январе 1942 года. Эпидемия охватила и городское, и сельское население. Если в городе немецкие власти принимали меры по лечению и профилактике тифа (тиф лечили бесплатно), то на селе принимались крутые меры - деревню просто огораживали колючей проволокой, запрещая въезд и выезд.

Все меры немецких властей по благоустройству Пскова: по расчистке завалов, разборке развалин, ремонту дорог, восстановлению водопровода, трамвайных путей, снабжению продовольствием и т. д., и т. п. проводились отнюдь не из чувства жалости и сострадания к местному населению. Город был наводнен оккупационными войсками, штабными учреждениями, которым хотелось более-менее сносных условий существования.

«Родной язык. Четвертая книга для чтения»

Важная роль в работе с местным населением отводилась пропаганде германского образа жизни. Формированию положительного образа немецкой нации призваны были способствовать статьи в прессе, передачи по радио, школьные учебники.

Так, в учебнике «Родной язык. Четвертая книга для чтения» размещены несколько рассказов о Германии. Это - «Земледелие в Германии», «На заводе в Германии», «В немецкой деревне». В рассказах главная тема - трудолюбие, практичность, рационализм немецкой нации.

Небольшой немецкий рассказ на русском языке «На государственной трудовой повинности в Германии» дает удивительно «трогательную» картину из жизни остарбайтеров в Германии: «В Германии все знают девушек государственной трудовой повинности. Каждый с радостью смотрит на них и читает в их ясных и открытых лицах радость труда, гордое сознание своего долга и пользы своей работы. …Где бы вы ни встретили такую девушку - в городе, в поезде или в деревне - всегда с восторгом рассказывает о своей работе, своем лагере и своих подругах».

Трудно сказать, мог бы кто-то из 11 тысяч вывезенных из Пскова остарбайтеров вспоминать о жизни «в неметчине» с такой радостью. Да, было в Германии то, что поражало многих, когда попадали в Германию - это условия быта хозяев. Правда, по возвращении на Родину об этом особо не распространялись. Для большинства это было рабство. В рассказе не упомянуто об обязательном ношении на одежде нагрудного знака «OST», клейма раба.

О полном бесправии вывезенной в Германию рабочей силы поведала в Опросном листе псковичка Катя Борисова, вывезенная на работу в Германию в 1942 году. Тогда ей было 16 лет. В Германии была отдана в работницы владельцу строительной фирмы Оскару Кальмусу.

Из Опросного листа К. Борисовой: «Вставала к 6 часам, убирала 27 помещений, приготовляла завтрак для 7 человек семьи, убирала тротуары, стирала, топила кочегарку. Кормили для такой работы плохо и недостаточно. За проступки 5-летнего сына хозяев фрау Кальмус неоднократно избивала и обзывала партизанкой и русской свиньей».

Система народного образования на оккупированной территории практически была уничтожена. Если вспомнить, что говорилось вождями нацизма об образовании для русских (4-х классное образование, минимум предметов: русский и немецкий языки, счет до 500, четыре арифметических действия, Закон Божий, пение, труд, рисование), то неудивительно, что в Пскове с перерывами работало несколько школ для детей 8-12 лет (около 200 учащихся).

В сентябре 1941 года была открыта детская художественная школа, где рисованию обучалось 45 детей.

В оккупированном Пскове в мае 1942 года возобновил регулярную работу радиоузел. Передавались русские народные песни (3-4 раза в день), читались лекции о Германии, Гитлере, передавались сводки с фронта (до 6 раз в день).

Периодическая печать на оккупированной Псковщине представлена была газетами двадцати наименований («Свобода», «Путь к счастью», «Радость» «Новое время», «Псковский вестник» и др.) Самыми читаемыми были «Правда» и «За Родину».

Газета «За Родину» печаталась на типографском оборудовании фронтовой газеты Северо-Западного фронта «За Родину» (оборудование типографии не успели вывезти при отступлении). Первый номер газеты вышел 10.09.1942 года.

В целях идеологической «обработки» местного населения были созданы круглогодичные т. н. «политические школы». Их в обязательном порядке должны были посещать представители интеллигенции - врачи, учителя, как «основные носители идеологии».

Темы лекций: «Хозяйство СССР и Германии», «Биография Гитлера», «Новая Европа», «Расы и расовая теория», «Две революции» (Октябрьская революция в России и приход к власти в Германии национал-социалистов), «Забота германских властей о честных советских гражданах», «Поддержка германских войск - забота о будущем своем счастье», «Адольф Гитлер и дети» и др.

Бесплатная раздача брошюр о жизни Германии, о сельском хозяйстве, промышленности, о вождях германской нации, демонстрация передвижных фотовыставок, киносборников - все это должно было убедить оккупированное население в самых «чистых» намерениях оккупантов.

В Пскове в августе 1941 года появились представители Русской Православной миссии, созданной в Риге. Возглавлял миссию Прибалтийский экзарх Митрополит Сергий (Воскресенский).

Задача миссии была определена как возрождение духовной жизни на освобожденной (от большевизма) территории. Возрождение подразумевало открытие храмов, закрытых при Советской власти, восстановление приходов. Около 300 священников прибыли из Прибалтики на Псковщину в составе миссии. У миссии в Пскове было свое печатное издание - «Православный христианин».

Тема Псковской Православной миссии нуждается в более подробном освещении. Отношение к ней до сих пор нельзя назвать однозначным. Кто-то считает Миссию неотъемлемой частью Русской Православной Церкви, кто-то - относит ее участников к разряду коллаборационистов.

С началом оккупации в Пскове были открыты 10 храмов, в том числе Троицкий собор. Правда, некоторые храмы в Пскове потом снова были закрыты, в них разместились конюшни, склады торфа, угля. В конце концов в Пскове в течение всего периода оккупации действовало два храма - Троицкий собор и церковь Дмитрия Солунского (на бывшем Петровском, нынешнем Плехановском посаде).

1 января 1942 года верующих псковичей обрадовала передача Псковской Православной миссии чудотворного образа - Тихвинской иконы Божьей Матери. Хранилась икона в кладовой комендатуры. На службу в Троицкий собор икону сопровождали немецкие часовые. Именно из Пскова эта православная святыня отправилась заграницу на долгие шесть с лишним десятков лет.

22 июня в Пскове отмечался оккупационными войсками как день начала борьбы за освобождение России. В этот день в Пскове проводился военный парад. В 1943 году парад немецких войск возглавила рота гвардейской бригады Русской Освободительной Армии (РОА), дислоцировавшейся в Стремутке. По некоторым сведениям, это был единственный парад РОА на оккупированной территории СССР.

Возглавивший РОА генерал А. А. Власов в апреле 1943 года предпринял агитационную поездку по тыловому району группы армий «Север». Выехав из Риги, Власов по пути заехал в Псково-Печерский монастырь, побывал в Пскове, Дно, Порхове, Дедовичах, Сольцах, Гдове, Луге, Сиверской.

В поездке генерала сопровождали члены т. н. «Русского комитета», созданного в начале 1943 года в Пскове для сбора средств на создание РОА и вербовки добровольцев. В состав комитета входили городской глава Пскова В. М. Черепенькин, бывший городской глава Новгорода Пароменский, редактор газеты «За Родину» Г. Д. Хроменко. Комитет способствовал организации в Пскове курсов пропагандистов и курсов медсестер для РОА.

Эта поездка генерала Власова дорого ему обошлась: выступления Власова в тылу группы армий «Север», его заявления в псковском театре и в Сольцах типа: «Мы не хотим коммунизма, но мы также не хотим быть немецкой колонией», «В Москве мы примем немцев как гостей, а не поработителей и захватчиков» не были одобрены немецким командованием. В результате А. А. Власов был отозван в Берлин.

«Здесь сидела Тося (11 лет), за скрывательство на чердаке»

Немецкие указатели на Торговой площади Пскова.

Псковское подполье приступило к борьбе с оккупантами уже в начале августа 1941 года. Первые листовки Псковского райкома ВКП (б) «Не верьте фашистской брехне» появились в Пскове 6 и 7 августа 1941 года. Они призывали к борьбе против захватчиков. Псковский городской комитет ВКП (б) включился в борьбу позже - осенью 1941 года.

Руководители райкома и горкома ВКП (б) (Иван Григорьевич Киселев и Андриан Васильевич Гущин), несмотря на трудности с оружием, продовольственными базами, организационные проблемы, создали межрайонный подпольный партийный центр, объединивший подпольные группы на территориях близлежащих районов и в городе Пскове.

К осени 1941 года в Пскове уже действовали 18 подпольных групп, которые объединяли более 100 человек.

С первых дней оккупации стали обычными публичные казни, расстрелы. 7 августа 1941 года на Торговой площади были повешены два брата: Ефим Федорович Пучков и Кузьма Федорович Фёдоров - «за саботаж».

Спустя 10 дней, 17 августа (в воскресенье) на той же площади были расстреляны 10 заложников . Псковичи были казнены за одного убитого в Пскове немецкого солдата, которого нашли мёртвым в канализационном люке на ул. Гоголя .

По предположению родственников убитых, список кандидатур был составлен кем-то в городской управе и, предположительно, мог быть предметом сведения счетов.

Многих взяли прямо на улице, за работником паспортного стола Иваном Ивановичем Фоминым приехали домой в Завокзальный район.

Дворник, не владевший грамотой, Дмитрий Ионович Ионов был взят прямо на рабочем месте (во дворе немецкой воинской части на ул. Гоголя), в рабочем фартуке, с метлой в руках.

По радио было объявлено, что если убийца немецкого солдата добровольно объявится и сдастся властям в течение суток, то заложников отпустят. Никто не явился.

Казнь была публичной, на нее приказано было явиться всем жителям города. Тела расстрелянных висели на столбах два дня, а потом были вывезены за город, на Палкинскую дорогу.

Перрон Псковского железнодорожного вокзала в период оккупации.

Тело парикмахера Александра Ивановича Янчевского (работавшего в том числе в тюрьме), которого также забрали дома, выпросила у немцев его вдова, которая нашла знакомых, которые свели с немецким офицером, который показал ей место общего захоронения, было дано разрешение на вскрытие могилы, и супруга перезахоронила тело мужа на Дмитриевском кладбище в Пскове. О судьбе тел других казненных ничего не известно.

Страшные снимки казни хранил три года немецкий офицер, попавший в плен под Ригой, где фотографии были изъяты и переданы в Псковское управление Министерства государственной безопасности. Территориальная принадлежность фотографий была установлена по одинаковым аккуратным надписям на обороте на немецком языке: «Расстрел десяти партизан. Плескау. 17 августа 1941 года». Две фотографии были переданы управлением МГБ в Псковский музей-заповедник, одна - в государственный архив Псковской области.

Столбы на месте казни перед магазинами на тротуаре Торговой площади сохранялись до конца оккупации как напоминание.

Тогда же, в августе 1941 года, уже после расстрела, на Торговой площади Пскова было собрано около трех тысяч псковичей - мужчин от 16 до 55 лет. Сначала было объявлено «явиться на регистрацию», но почти никто не пришел. Тогда немцы провели облаву, по всему городу арестовывали людей и сводили на площадь. К вечеру колонну пешком отправили в фильтрационный лагерь под Печорами (на окраине города) .

В лагере немцы выявляли неблагонадежных: партийных и комсомольских деятелей, руководителей предприятий. По воспоминаниям выживших, заключенных концлагеря выстраивали в шеренги, перед которыми медленно шла девушка-блондинка в черных очках, которую привозили из Пскова, и указывала на узнанных ею людей. Там же проводились расстрелы.

За побег одного человека расстреливали десять человек. В лагере жили под открытым небом, людей кормили один раз в день баландой. Из лагеря в Псков вернулись не все, а из тех, кто вернулся, многие стали инвалидами.

Массовому уничтожению подверглись цыгане и евреи. Все жители Пскова еврейской национальности осенью 1942 года были вывезены за город и расстреляны (в Ваулинском карьере и около деревни Подборовье Псковского района) .

Все условия «нового порядка» ложились бременем на гражданское население. Но самым ужасным было отношение к человеческой жизни - террор в отношении к мирному населению, к военнопленным.

Любое неисполнение распоряжений властей, уклонение от трудовой повинности рассматривалось как саботаж и строго наказывалось - от штрафа до тюрьмы и расстрела. За отказ от работы полагался штраф от 500 до 800 рублей, принудительные работы, отправка в лагерь.

Псковские концлагеря для советских военнопленных стали местом гибели не менее чем 220 тысяч наших солдат .

Псковская тюрьма (в этом здании на углу нынешних ул. Некрасова и Спегальского, там и сейчас следственный изолятор) была переполнена, в камерах заключенные иногда могли только стоять. В тюрьму попадали за неуплату налогов, нарушение комендантского часа, паспортного режима, за вредительство, за участие в сопротивлении.

Стены псковской тюрьмы были испещрены надписями узников: камера № 6: «4 ночи стояли, а теперь не знаем куда повезут», «Был расстрелян за надпись на стенах 23 февраля 1942 года», «Вася Богачев (10 лет) и Люся Богачева (9 лет)», камера № 15: «Здесь сидела Тося (11 лет), за скрывательство на чердаке. Долой с русской земли фашистов», камера № 10: «Стволова Клава здесь держала пытки» .

С 1942 года массовые расстрелы немецкие власти перенесли в окрестности Пскова. Чрезвычайная государственная комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков в Пскове установила в 1944-1946 гг., что расстрелы производились в Крестах, у Рижского железнодорожного моста, в районе салотопенного завода (в районе лесхоза), у деревни Андрохново. Комиссия установила, что в результате расстрелов, казней, истязаний за период немецкой оккупации Пскова было уничтожено свыше 3500 мирных граждан.

Тема немецкой оккупации - не простая. Отношение к ней не однозначное, как со стороны обывателей, так и со стороны историков. Часто можно услышать мнение о том, что оккупация - дело не страшное, её можно пережить, но не дай Бог кому-либо, когда-либо пережить хотя бы сотую долю того, что пережили наши земляки в годы последней войны.

Марина САФРОНОВА,
старший научный сотрудник исторического отдела Псковского государственного музея-заповедника, специально для «Псковской губернии».

1 См. подробно первую часть серии: М. Сафронова. Псков сорок первого // «ПГ», № 26 (548) от 6-12 июля 2011 г.

2 И. Х. Вике (1908-1996) - армейский пастор, участник похода вермахта во Францию, в составе 18-й армии группы армий «Север» участвовал во вторжении на территорию Советского Союза по маршруту Тильзит - Якобпилс - Остров - Псков - Струги Красные - Оз. Самро - Петергоф. На Восточном фронте находился до весны 1942 года.

3 Перевод писем передан в 2004 году Петером Вике в комитет по культуре администрации г. Пскова.

4 Рейхскомиссариат Остланд (центр — Рига) включал территорию прибалтийских республик СССР и Белоруссии (рейхскомиссар Генрих Лозе), а также оккупированную часть Ленинградской области.

5 Это была первая ежедневная русская газета на оккупированной территории, выходила с 10 сентября 1942 до начала 1944 года. Она пришла на смену газете «Псковский вестник».

6 Опросный лист - специальная форма КГБ СССР для лиц, вернувшихся из Германии после принудительных работ.

7 Точный список казненных до сих пор не ясен, по нему есть разногласия исследователей. На сегодня в списке находятся (при значительной неполноте сведений): школьник Владимир Архипов (юноша 15-16-17 лет), Богданов, Владимир Дмитриев (1924 г. р.), дворник Дмитрий Ионович Ионов (1886 г. р.), Александр Тимофеевич Молчанов (60 лет, портной), Владимир Сметанин, Алексей Кузьмич Тех(р)ников, работник паспортного стола Иван Иванович Фомин (1901 г. р.), парикмахер Александр Иванович Янчевский, Озолин Бейк. Псковский государственный музей-заповедник и редакция газеты «Псковская губерния» будут признательны за любые дополнительные сведения. В первую очередь просим откликнуться родственников.

8 Согласно приказу немецкого командования, за одного убитого немецкого солдата должны быть казнены 10 жителей оккупированной территории, за одного убитого офицера - 20 человек. Этот порядок действовал в течение всего периода оккупации.

9 Частично список находившихся в фильтрационном лагере восстановлен по ходатайствам родственников в Псковскую городскую управу. Это всего лишь немногим более 100 человек, имена остальных остаются неизвестными. Точное число казненных неизвестно. Памятный знак на месте массовых казней до сих пор не установлен.

10 Точное место казней евреев на Ваулиных горах не установлено, место расположения памятника выбрано по топониму. Место массовых казней у дер. Подборовье памятным знаком не отмечено.

11 См. подробно: М. Киселев. На псковских могилах не ставят крестов // «ПГ», № 33 (302) от 30 августа - 5 сентября 2006 г.; Е. Ширяева. Живые и мертвые // «ПГ», № 19 (388) от 14-20 мая 2008 г.; Е. Ширяева. Город мёртвых // № 37 (406) от 17-23 сентября 2008 г.; А. Старков. Дважды убитые // № 24 (495) от 23-29 июня 2010 г.; Редакция. Хоронить нельзя строить // «ПГ», № 27 (498) от 14-20 июля 2010 г.; Л. Шлосберг. Главное - достроить дом? // «ПГ», № 34 (505) от 1-7 сентября 2010 г.; Л. Шлосберг. Пески забвенья // «ПГ», № 18 (540) от 11-17 мая 2011 г.; Л. Шлосберг. Сильнее звука // «ПГ», № 21 (543) от 1-7 июня 2011 г.

12 Надписи были зафиксированы в 1944 году при осмотре тюрьмы после освобождения города.

Битва под Киевом глазами немцев

К 20 августа 1941 года линия фронта на востоке выглядела довольно любопытно. Передовые части группы армий «Центр» овладели Ельней юго-восточнее шоссе Минск — Москва и теперь удерживали выступ, острие которого грозно нацелилось на столицу Советской России. Примерно в 600 км южнее, в районе Кременчуга, группа армий «Юг» вышла к Днепру. Обе армейских группировки составили ударный клин немецкого фронта, весьма напоминавший равнобедренный треугольник. Его западная вершина на 550 км отставала от успевших продвинуться далеко на восток частей. А внутри этого треугольника южнее Припятских болот была сосредоточена советская Юго-Западная армия в полном составе. Со времен Ганнибала очень немногим полководцам открывалась подобная возможность двойного охвата. И воплотить эту идею оказалось не так уж трудно.

Согласно директиве Гитлера теперь направление главного удара переносилось на юг, с тем, чтобы окружить советские войска двойным кольцом. Внутреннее кольцо окружения должны были образовать три полевые армии. 2-я армия получила приказ наступать юго-восточнее Гомеля, 17-я наносила удар на север из Кременчуга, а 6-я армия отвлекала внимание русских на центральном участке под Киевом. Внешнее кольцо образовывала 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана, наносившая удар на юг из района Трубчевска. Гудериан имел в распоряжении 500 танков, а навстречу ему двигалась 1-я танковая группа Клейста, в которой насчитывалось 600 танков.

По мере осуществления плана, разработанного в немецком Генеральном штабе, русских охватывала паника, никто из советских штабистов не мог отыскать мало-мальски приемлемого решения и предпринять решительные действия. Никто не удосужился заметить назревавшую опасность. Вместо отвода войск за естественную линию обороны, реку Днепр, маршал Буденный продолжал стягивать в угрожаемые районы подкрепления, в частности, под Умань, южнее Киева, на которую немецкие танковые клинья нацеливались еще до начала главного сражения. 30 июля танки генерала фон Клейста вошли в Ново-Украину, перерезав железнодорожную линию Киев — Днепропетровск и изолировав Умань от тыловых районов. Единственная линия коммуникации советских 6-й, 12-й и 18-й армий располагалась восточнее, вдоль реки Буг до Николаева на Черном море. Таким образом, «котел давал течь» до тех пор, пока его не прихлопнули немецкие пехотные дивизии 11-й и 17-й армий, наступавшие с запада и юго-запада и высвободившие танковые силы. Угодили в ловушку и были уничтожены в кольце окружения 15 советских пехотных и 5 танковых дивизий. В плен попало 103 000 человек. Операция по разгрому советских войск в этом районе завершилась к 8 августа. Одна немецкая артиллерийская батарея огневой поддержки операции за четыре дня израсходовала столько боеприпасов, сколько за всю кампанию во Франции летом 1940 года.

По пути следования танковым колоннам немцев приходилось вступать в схватку с разрозненными группировками противника. Но ничто не могло помешать стремительному броску и отвлечь от выполнения поставленной оперативной задачи. Принимать пищу танкистам приходилось на ходу.

Итальянский военный корреспондент Курцио Малапарте писал:

«Входе этой мобильной войны не оставалось времени закусить на привале. Каждый ел, когда имел возможность. Каждый боец имел при себе положенный ему рацион — хлеб с повидлом и чай в термосе. И урывками, иногда даже в бою, он извлекал из вещмешка намазанный повидлом хлеб и отправлял его в рот прямо за рулем грузовика или у затвора пушки».

Разные это были бои. Как правило, противника можно было разглядеть с почтительного расстояния в бинокль. Время от времени случались стычки с ним, но речь шла в основном о мелких группировках. Малапарте описывает один из таких типичных для этого наступления боев бронетанковой колонны с тыловой группировкой русских.

Внезапно советский танк открыл огонь по немецкой колонне. «Я отчетливо слышал лязг его гусениц, — пишет Малапарте, — задрав кверху орудие, он, казалось, пытался учуять противника, определить его местонахождение в густой пшенице». Завязался бой, однако и ход, и исход его предугадать было нетрудно:

«[Русский танк] открывает огонь из пулеметов, но как-то без вдохновения, словно пристреливая оружие. Затем танк, резко взяв с места, устремляется к нам, и тут же гремит выстрел его орудия. Со стороны может показаться, что он будто ищет кого-то, призывает к себе».

И начавшаяся вслед за этим атака русской пехоты несет в себе оттенок нереальности.

«И тут несколько человек поднимаются из пшеницы и семенят по отлогому спуску, даже не пытаясь хоть как-то укрыться. Люди возникают отовсюду. Русских пехотинцев — человек сто, не больше. Наверняка из тех, какими наводнен тыл и которые отрезаны от своих частей. Атакующие явно не расположены атаковать, скорее ищут пути к отступлению».

Лейтенант Вайль, офицер вермахта, сопровождающий Малапарте, в отличие от большинства, понимает их план. «Бедняги, идиоты несчастные!» — в сердцах бросает он. Тем временем русские открывают беспорядочный огонь по немецкой колонне.

«Внезапно они будто сквозь землю провалились. Наверняка скрылись в каком-нибудь естественном углублении на склоне холма. Вокруг танка виднелись кусочки торфянистой земли, разбросанные взрывом наших мин. Пулеметная очередь по флангу нашей колонны звучит морзянкой. Потом справа выходят немецкие солдаты, вжав голову в плечи, они открывают огонь по русским. Эти наступают цепочкой, щедро поливая все вокруг автоматными очередями. Противотанковое орудие выпускает пару снарядов по русскому танку. И тут на вершине холма появляются силуэты еще двух русских танков…»

Вот такие бои местного значения и определяли характер наступления танковых сил немцев. Спору нет, остановить их было невозможно, однако это отнюдь не означает, что наступление выглядело прогулкой.

Случались и драматические эпизоды. После подавления очередной попытки русских ударить из засады немцы решили удостовериться, есть ли уцелевшие среди тех, кто лежал вокруг подбитого танка. «Им уже ничем не помочь», — заключил немецкий военврач, осмотрев раненых и убитых.

«Один из немцев осмотрелся вокруг в поисках хотя бы полевых цветов, но ничего не было, разве что ярко-красные маки, рдевшие среди тучных колосьев пшеницы. Солдат, помедлив, все же сорвал несколько маков, потом прибавил к ним пучок колосьев и этим импровизированным букетом прикрыл лицо погибшему русскому. Его товарищи безмолвно наблюдали за происходящим, задумчиво пожевывая зачерствевшие корочки хлеба».

И, что самое интересное, отмечает Малапарте, немец не стал прикрывать лица тех, кого принял за монголов.

Несмотря на явные признаки окружения под Киевом и надвигающейся катастрофы для всего южного участка фронта, Сталин отверг предложения отвести советские войска на более пригодные для обороны позиции. Напротив, он всеми средствами старался увеличить численность киевского гарнизона, который и без того превышал все мыслимые размеры, а также продолжал стягивать силы и на другие опасные участки. Маневры немецких сил рассматривались как отвлекающие, основной же их удар предназначался Москве, именно она их главная цель, и удар этот они нанесут еще до наступления зимы. Советское руководство обладавшее куда меньшим, чем немцы, боевым ополчением не желало поверить в то, что вермахт отважится на операции по окружению такой колоссальной группировки войск. В новейшей, да и не только в новейшей военной истории не встречалось подобных прецедентов, вероятно, это и вселяло уверенность в советских генштабистов. Офицер штаба Жукова Михаил Мильштейн после войны изложил свое видение проблемы.

«Первое, германская армия имела колоссальное превосходство. Второе, у нас отсутствовал необходимый боевой опыт… Третьим фактором стало вмешательство Сталина, именно он несет ответственность за трагические последствия наступления немцев под Киевом. Все дело в том, что мы не сочли необходимым своевременно отвести наши силы».

Масштабы катастрофы были недооценены. Жукова сняли с поста начальника Генштаба РККА и направили на резервный фронт под Ленинградом — все потому, что рискнул выступить с предложением об отводе войск Юго-Западного фронта за Днепр. Маршал Буденный, командовавший этим участком фронта, получил недвусмысленно сформулированный приказ: «Ни шагу назад, стоять до последнего». Дмитрий Волкогонов, в тот период младший офицер штаба, считает:

«Все диктаторы в одном схожи — победы приписывают своему гению. Однако если речь идет о поражении, в этом случае они стараются переложить бремя ответственности на своих подчиненных — в данном случае на генералитет».

В 1941 году Сталин избавился от 100 представителей высшего командного состава. После первой трагической недели войны был смещен со своего поста и арестован генерал Павлов, затем командующий фронтом Климовских. Оба были расстреляны. Волкогонов продолжает: «Сталин оказывал давление на командующих, считая, что жестокость — залог успеха».

9 сентября генерал-полковник Кирпонос, командующий советскими силами в районе Киева, получил от командующего фронтом маршала Буденного приказ о подготовке к «организованному отводу войск» во избежание окружения советских сил и подготовке контрудара. Сталину был знаком украинский театр военных действий, ему приходилось воевать здесь еще в 1918 году. Отсюда его интерес к Юго-Западному фронту и стремление всеми средствами сохранить его. Одной из предупредительных мер стало решение об эвакуации ряда предприятий на восток страны. Связь со штабом Юго-Западного фронта осуществлялась бесперебойно, для этой цели в Кремле был установлен телеграфный аппарат. Кирпонос, Буденный и член Военного совета фронта Хрущев (будущий глава СССР) на всех совещаниях неоднократно поднимали вопрос об отводе сил. Заместитель начальника штаба РККА генерал Василевский вспоминал, как вождь «впал в ярость», услышав от подчиненных о «настоятельной необходимости» сдать Киев. Посыпались приказы о прекращении уже начавшегося отвода сил. «Принять все возможные и невозможные меры для обороны Киева», — распорядился Сталин. Два дня спустя Кирпонос снова направил в Ставку запрос об отводе сил, но Сталин ни о чем подобном и слышать не желал.

«Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки…»

Кирпонос устало согласился. «Ваш приказ ясен — конец связи».

В жаркий день 23 августа 2-я танковая группа Гудериана начала наступление на юг. 3-я и 4-я танковые дивизии продвигались вместе с 10-й моторизованной пехотной дивизией при поддержке 2-й дивизии СС «Рейх». Упомянутые силы немцев продвигались строго на юг. 3-я танковая дивизия была поделена на три смешанных «ударных группы», включавших танки, моторизованную пехоту, обычную и противотанковую артиллерию. Плохие дороги с песчаным покрытием в значительной степени сковывали подвижность частей, повышая и расход топлива — заправляться приходилось через каждые 70 километров. После 40-километрового марша следовавшая в авангарде наступления ударная группа «Левински» добралась до первого дорожного указателя, информировавшего о том, что они пересекли границу Украинской Советской Социалистической Республики. Когда Гудериан узнал, что его армии предстоит бросок на Киев, а потом наступление на Москву, его первой реакцией было: «Сомневаюсь, что техника это позволит, даже если нам не придется участвовать в сражениях». Бои у Минска и Смоленска обошлись его частям недешево.

24 августа ударная группировка 3-й танковой дивизии захватила 700-метровый мост через Десну в Новгороде-Северском. Операция по захвату заняла считаные минуты, и когда танковый взвод въехал на мост, саперы как раз сбрасывали в воду обезвреженное взрывное устройство. Миновав мост, танкисты натолкнулись на ожесточенное сопротивление частей 21-й советской армии. Командующего этой армией явно насторожило решительное наступление внушительных танковых сил в юго-восточном направлении — до Киева оставалось всего 200 километров.

В период с 25 августа по 7 сентября 3-я танковая дивизия участвовала в нескольких ожесточенных сражениях с противником южнее Шостки, успев за это время продвинуться всего на 55 километров.

Фельдмаршал фон Бок, командующий группой армий «Центр», следя за продвижением Гудериана, все чаще приходил к неутешительным выводам о нецелесообразности отвода сил бронированного кулака с московского направления. Остановленные пехотные части группы армий «Центр» вынуждены были отбивать яростные атаки русских в районе Ельнинского выступа. Немцам пришлось уступить часть завоеванных ранее участков территории. 30 августа фон Бок с неожиданной откровенностью запишет в свой дневник: «С идеей о наступлении на моем участке приходится расстаться». На следующий день он писал: «Танковая группа Гудериана атакована с обоих флангов, и ее положение довольно сложное». 2 сентября Гудериан запросил дополнительные силы для поддержки наступления на юге вследствие утраты 10-й моторизованной дивизией плацдарма южнее реки Десна. «Гудериан рисует обстановку в столь темных тонах, что вынужден ответить ему в письменной форме о том, что собираюсь предложить Верховному главнокомандующему сухопутными войсками [Гальдеру] снять танковую группу с участка у Десны и использовать ее для разгрузки левого фланга 2-й армии на правом берегу Десны, и в этой связи хотел бы знать, что думает об этом он, Гудериан».

Даже фюрер не мог не почувствовать сложностей, связанных с осуществлением этой амбициозной идеи на практике. Гитлер настаивал, чтобы Гудериан сосредоточил свои силы для броска на юг. Генерал-фельдмаршал Кейтель дважды связывался по телефону с фон Боком, предостерегая его, что «если согласно этому приказу не вмешаются командующий группой армий (Бок) и главнокомандующий сухопутными войсками (Браухич), то вынужден будет вмешаться он, фюрер». Фон Бок отмечает: «Своеволие Гудериана заходит так далеко, что я готов рассмотреть вопрос об освобождении его от занимаемой должности». 5 сентября командующий группой армий «Центр» признает: «Браухичу я заявил, что согласен с тем, что ему удалось уладить путем внушения «дело Гудериана», однако не могу не высказать своей озабоченности проблемами, которые доставляет этот, по сути своей, отличный и неустрашимый военачальник».

На следующий день резко сменилась погода. Летние проливные дожди с грозами превратили дороги в кашу. Впечатлениями делится военный живописец Тео Шарф: «Каких-нибудь полчаса ливня, и эти, с позволения сказать, дороги превратились в коричневую, как шоколад, массу, в которой увязаешь по колено и которая словно трясина засасывала под ось все транспортные средства, за исключением разве что гусеничных». Наступление грозило увязнуть в грязи.

7 сентября генерал Гальдер прибыл в штаб группы армий «Юг» для согласования деталей плана, предусматривавшего окружение советской группировки в излучине Киев — Днепр — Десна и захват Киева. Гудериану ставилась задача продолжать наступление в юго-восточном направлении на Ромны и Прилуки при поддержке 2-й пехотной армии. 17-я армия группы армий «Юг» должна была наносить удар из низовьев Днепра у Черкасс и захватить плацдарм у Кременчуга. 1-й танковой группе Клейста предстояло наступать в северо-западном направлении и соединиться с Гудерианом в районе Ромны — Лохвица. В этом случае шесть советских армий оказались бы отрезаны от основных сил и полностью изолированы. 6-я армия под командованием генерал-фельдмаршала Вальтера фон Рейхенау должна была форсировать Днепр в районе Киева, ширина которого составляла здесь 650 метров, и атаковать окруженные в городе силы противника.

2-я танковая группа продолжала стремительно продвигаться на юг. На начальном этапе весьма благотворно действовал фактор внезапности. 3 сентября из Москвы на Десну для сооружения заградительной линии укреплений в Новгород-Северский был откомандирован генерал инженерных войск Чижов. Между тем Новгород-Северский уже 8 дней как был занят немцами. На следующий день генерал Модель, командовавший 3-й танковой дивизией, углубившейся на 16 километров севернее, до реки Сейм в Кролевце, рассматривал захваченные у русских карты. Карты эти были изъяты у погибшего летчика-курьера, сбитого при попытке уйти от преследования. В результате анализа полученных материалов выяснилось, что 3-я танковая дивизия оказалась непосредственно на стыке советских 21-й и 13-й армий. В течение двух следующих дней немцы вели ожесточенные бои «за каждую деревню», да еще в условиях проливных дождей. В Мальне (так в тексте. — Прим. перев.)им удалось опрокинуть плацдарм русских на реке Сейм.

К 9 сентября дивизия Моделя продвинулась еще на 25 километров южнее. Начало наступления на Ромны проходило под непрекращавшимися дождями.

2-я танковая группа, достигнув двух мостов, переправилась по ним, огибая Ромны с юга и севера, и захватила плацдарм на реке Сула. Ничего не подозревавшие русские яростно контратаковали немецкий плацдарм и оба моста через Сулу. Продвигавшаяся по раскисшим от дождя дорогам 3-я танковая дивизия 25 раз подвергалась атакам с воздуха. Тягачи тащили за собой по почти непроходимым дорогам бензозаправщики, предназначавшиеся для танков двигавшейся в авангарде группировки майора Франка. 12 сентября погода улучшилась, и майор Франк получил приказ следовать дальше на юг к Лохвице. Фельдмаршал фон Бок с удовлетворением отметил: «На участках 2-й армии и 2-й танковой группы сопротивление противника сломлено». Наметился успех.

«По настоянию группы армий «Юг» 2-й танковой группе, растянувшейся в длину более чем на 200 км, указано наступать не только на Прилуки и Припять, но и на Лохвицу, чтобы сегодня утром соединиться с направляющимися из Кременчуга на север танками группы армий «Юг» Рундштедта».

В штабе фон Бока с растущим напряжением следили за ходом операции.

«В полдень поступает донесение о том, что многочисленные колонны неприятеля устремляются на восток через 200-километровую брешь между Ромнами и Кременчугом. Сразу же, буквально в течение получаса, приходят три телетайпограммы группы армий «Юг», там желают знать, не добрались ли еще до Лохвицы!»

Танкисту унтер-офицеру Гансу Бекеру выпало на своей шкуре испытать воплощение в жизнь замысла командования. «Темпы наступления продолжали замедляться, — вспоминает он, — а потери неуклонно росли». Лично он подбил 6 русских танков из орудия своего Pz-IV в течение всего лишь одного дня, пока не подбили его самого, — снаряд попал в гусеницу. Поскольку пехота отстала, экипаж решил подорвать танк, чтобы он не достался врагу. «Обидно, счет был шесть к одному, а на нас ни единой царапины», — уныло комментировал Бекер. Но в тот же день экипаж снова был в бою, пересев на поступившую из резерва машину. «Мы даже расстроились» из-за того, что нам не дали времени намалевать на орудии 6 колечек — по числу сбитых русских танков. Экипаж сразу же погнали в бой. И хотя все понимали, что эта традиция — не более чем суеверие, это было для танкистов очень и очень важно. Им достался тоже Pz-IV, но «он был все-таки не такой, как наш, в мелочах отличался, и мы никак не могли отойти от впечатлений прежнего боя», — продолжает Бекер. Но за четыре с половиной часа сражения экипаж Бекера уже на новой машине поджег еще «два вражеских танка».

Уже при выходе из боя вдруг «что-то жутко лязгнуло по броне». Танк замер как вкопанный. Первое, что пришло на ум Бекеру, это то, что они так и не успели нарисовать на орудии кольца. «Вот вам, пожалуйста, и не верь теперь в дурные приметы». Русский снаряд угодил в корму танка с правой стороны. Pz-IV сразу же охватило пламя. Двое из пяти членов экипажа погибли на месте. «Их отшвырнуло в угол кабины, где они лежали, окровавленные». Оставшиеся в живых вытащили тела погибших товарищей через люк, чтобы те не сгорели вместе с машиной. Как ни странно, танк не взорвался, но у них не было иного выхода, как бросить, в общем, ремонтопригодную машину. Воспользовавшись минутным затишьем, экипаж подбитого танка короткими перебежками поспешил к своему штабу. «Километра четыре, а может быть, и пять мы ковыляли к своим, непрерывно куря, чтобы хоть как-то унять нервы». Вид у танкистов был жуткий — все в крови погибших, в изорванных осколками комбинезонах. В штабе их ждала еще одна печальная новость. С задания не вернулись два экипажа. Их тяжело раненный командир нашел в себе силы выслушать доклад, и тут же его отправили в лазарет. Такая вот вышла победа, немногим лучше поражения. «С годами слава расцветает пышным цветом, и самые лучшие сражения — те, которые были давным-давно», — грустно размышляет Бекер.

Каждый простой солдат чувствовал, что сражение близится к кульминации. Фельдфебель кавалерии Макс Кунерт, верхом отправившийся в разведку по приказу штаба пехотного полка, вспоминает все эти «сплетни и слухи» о том, что «мол, где-то в районе Киева мы окружили неимоверно большую группировку русских — отсюда и резко возросшая активность авиации, и то, что нас непрерывно гонят вперед и только вперед». Но это мало способствовало повышению боевого духа измученных в наступлении солдат. «Это означало, что всем нам, включая и лошадей, нечего и думать об отдыхе». Как и прежде, пехоте надлежало не отставать от танкистов. И пехотные части на марше не гнушались никакими средствами передвижения, попадавшимися по пути. Тео Шарф из 97-й пехотной дивизии «рассчитал, что колонна дивизии достигнет максимальной длины — растянется на 60 километров, если все рассядутся хотя бы по телегам». Начальство не то чтобы поощряло подобное, но, во всяком случае, и не запрещало, предпочитая смотреть на все сквозь пальцы.

В полночь 14 сентября 14-й танковый корпус 1-й танковой группы передал приказ своему авангарду, 9-й танковой дивизии, овладеть железнодорожной станцией Ромоданы в 138 километрах севернее переправы через Днепр у Кременчуга. Приказ на следующий день предусматривал отражение дивизией возможных атак русских восточнее Миргорода и наступление на север с целью овладения переправой через реку Сула и соединение с частями 2-й танковой группы, передвигавшейся южнее Лохвицы. Именно в этом месте и намечалось соединение двух танковых клиньев. Для выполнения поставленной задачи предусматривалось сформировать группировку в следующем составе: одно подразделение тяжелой артиллерии для блокирования сил русских и второе из танков и моторизованной пехоты — для выхода к месту соединения. Это был последний рывок перед завершением операции по окружению. Ударная танковая группировка, наступавшая на север к Сенче (так в тексте. — Прим. перев.), атаковала русскую колонну грузовиков в количестве 50 автомобилей. Захваченные в плен русские солдаты совершенно не ожидали такого поворота, будучи убежденными, что находятся в глубоком тылу своих. К полуночи 15 сентября машины ударной группировки 9-й моторизованной пехотной дивизии вышли к станции Сенча. Впереди лежала река Сула.

За три дня до описываемых событий авангард майора Франка (2-я танковая группа Гудериана) прорвал оборону русских вдоль дороги строго на восток от Сулы. Под покровом темноты Франк сумел незамеченным продвинуться в глубь расположения противника на 45 километров. В двух километрах от Лохвицы немцы захватили неповрежденный мост через Сулу. Завязалась ожесточенная схватка с русскими, затянувшаяся вплоть до прибытия передовых частей 3-й танковой дивизии. В ночь на 13 сентября солдатам было приказано замаскировать машины под стога сена, а снизу обложить снопами колосьев. На возвышенности офицеры изучали в бинокли неясно вырисовывавшиеся очертания Лохвицы — населенный пункт был виден как на ладони чуть внизу. Заходившее солнце окрашивало дома в нежно-золотистый цвет.

«Над домами были различимы клубы дыма и пыли, доносилась автоматная и пулеметная стрельба, раздавались и артиллерийские залпы. Сомнений не оставалось — передовые части вышли в тыл русским. Ударный клин наступления группы армий «Юг» находился всего в нескольких километрах».

Группа майора Франка во взаимодействии с возглавлявшей наступление 3-й танковой дивизией пробилась к Лохвице к 5 часам утра. Крупный северный мост через реку Сула, разделявшую город, был захвачен в результате дерзкой операции. Немецкие мотопехотинцы нейтрализовали расчеты шести противотанковых орудий, лафет к лафету установленных на улице в 200 метрах от моста. Никакого сопротивления со стороны русских не последовало — расчеты крепко спали.

Вскоре после этого в штаб Гудериана полетела лаконичная радиограмма: «14 сент. 1941 г. 18.20 мин. 1-я и 3-я танковые группы соединились».

Танкисты обер-лейтенанта Вартмана, преодолев вброд Сулу, повернули к Лубнам. Остальные последовали за ними мимо выстроившихся в колонну машин с намалеванными на передних и задних грузовиках буквами «К» («Ударная группировка Клейста»). Их машины имели букву «G», означавшую принадлежность к ударной группировке Гудериана. К 9 часам 10 минутам утра 15 сентября 3-я и 9-я танковые дивизии соединились в Лохвице, расположенной как раз в центре Украины. На западе в гигантском кольце окружения оказались 5 советских армий.

В тот же день фон Бок объявил: «У внутренних флангов группы армий «Юг» и «Центр» кольцо окружения вокруг противника замыкается… Так «Сражение за Киев» стало блестящим успехом». Ганнибал у Канн выиграл сражение, однако так и не смог победить Рим. Фон Бок не смог удержаться, чтобы не провести параллель:

«Но главные силы русских несгибаемо противостоят моему фронту, и, как и прежде, вопрос о том, когда они будут разгромлены и удастся ли вообще разгромить их до наступления зимы с тем, чтобы вывести Россию из этой войны, по-прежнему остается открытым».

Немецкие фронтовые командиры были единодушны во мнении, что самое тяжелое впереди. Русские так просто не сдадутся. Генерал-полковник Гудериан прибыл в то победное утро на наблюдательный пункт майора Франка под Лубны. В своих воспоминаниях он писал:

«Рано утром 15 сентября я посетил передовой отряд 3-й танковой дивизии, которым командовал майор Франк; этот отряд накануне отбросил русских в районе Лохвицы на запад и в течение ночи захватил пехоту противника, следовавшую на 15 автомашинах. С наблюдательного пункта майора Франка, расположенного у Лубны, местность очень хорошо просматривалась, и можно было наблюдать за движением транспортных колонн русских с запада на восток. Однако это движение вскоре нами было приостановлено. Во 2-м батальоне 3-го мотострелкового полка я встретил Моделя, который доложил мне свой план дальнейших действий. В заключение я посетил ряд подразделений 3-й танковой дивизии и беседовал с командиром 6-го танкового полка подполковником Мюнцелем. В этот день Мюнцель имел в своем распоряжении только один танк T-IV, три танка T-III и шесть танков Т-И; таким образом, полк имел всего десять танков. Эта цифра дает наиболее наглядное представление о том, насколько войска нуждались в отдыхе и приведении в порядок. Эти цифры свидетельствуют также о том, что наши храбрые солдаты делали все, что было в их силах, для того, чтобы выполнить поставленную перед ними задачу».

Как и в ходе окружения советских войск под Смоленском, решающий удар наносили пехотные дивизии. Естественно, что усилия пехоты не должны были пройти даром, а существенно сократить продолжительность кампании. Гюнтер фон Шевен, 33-летний пехотинец, интуитивно понимал, что это означает лично для него и его товарищей. «Ни минуты отдыха, — писал он домой, — все те же марши по этим полям и бесконечным дорогам, колонна за колонной. Лошади, орудия, облака пыли». После 2000-километрового марша силы этого солдата находились на исходе. «Последние несколько дней боев исчерпали мое мужество, — признается он. — Не под силу нормальному человеку столько убивать». Ему уже не раз выпадало отбивать «дикие, безрассудные атаки русских, шокировавшие даже нас, когда они надвигались на нас с танками, пехотой и кавалерией». Гюнтер фон Шевен участвовал и в сражениях на окружение на южном участке под Уманью. В своих выводах он предельно краток и прозрачен: «Вероятно, мы уничтожим здесь все до конца этой войны».

Перспектива не из веселых.

Бои с окруженной группировкой под Киевом

Кольцо немецких танковых сил сужалось по направлению к центру с одновременным укреплением внешних границ котла в целях предотвращения попыток Советов деблокировать окруженную группировку своих войск. Все дожидались подхода пехотных дивизий. 16-19 сентября 2-я и 17-я немецкие армии, наступавшие с севера и юга соответственно, замкнули внутреннее кольцо окружения в районе Ягодина. Тем временем 6-я армия, нанеся концентрический удар по Киеву, широким фронтом наступала с запада. Киев был третьим по величине городом Советского Союза. Столица Украины пала под натиском немцев 20 сентября 1941 года. Потеря Киева стала тяжелым ударом для Советов. Около 35 немецких дивизий приступили к ликвидации кольца.

«И как только угораздило нас оказаться в окружении? Объяснять это можно очень долго, но меня сейчас не тянет на объяснения. До сих пор еще не все ясно. Так что нечего и спорить. Повсюду, куда ни кинь, немецкие танки и пулеметные гнезда. Вот уже четвертый день мы занимаем круговую оборону. По ночам на горизонте очень хорошо видны огоньки — это и есть кольцо окружения…»

Крымов долго не писал жене писем. Не было возможности. Но сейчас под давлением обстоятельств он решился сесть, «потому что я все же надеюсь, что это письмо дойдет до тебя…». Крымов подробно и не без таланта описывает ночное небо над полем битвы: «золотистые сполохи», «исчезающие во тьме серебристые следы ракет».

По мере продвижения немцев внутрь котла образовывались котлы помельче, в которых завязывались ожесточенные схватки. Известный советский поэт-песенник Евгений Долматовский также оказался в окружении. «Нас окружили мотопехотинцы, или гренадеры, как их называли», — вспоминает он. Пощады ждать не приходилось. «Все завершилось рукопашной, — продолжает Долматовский, — меня тогда швырнули наземь. И вообще все это напомнило мне мальчишескую потасовку. Только со смертельным исходом. Никогда в жизни мне не приходилось участвовать в такой ужасной драке, — признавался советский поэт. — Даже в детстве». После этого «нас всех потащили в лагерь для пленных».

Части русских бродили в кольце окружения, ввязываясь в схватки с противником и отчаянно пытаясь вырваться за пределы котла. Местные жители, прекрасно понимавшие все ужасы немецкой оккупации, были в отчаянии. Майор Крымов описывает сцену, когда из деревни в панике стали уходить жители, пытаясь обрести безопасность в центре сужавшегося котла.

«Настороженные, суровые лица колхозников. Теплые слова, которые говорили нам женщины. Рубленые фразы командиров. Тарахтенье моторов. Лошадиное ржанье. «Выше голову, товарищи — мы еще вернемся»… — «Возвращайтесь поскорее!» — «Как нам одолеть этих немцев?» — «Вот вам водички свежей, налейте себе во фляжку!» — «Прощайте!» — «Нет, не прощайте, а до свидания!»

Тыловые и интендантские подразделения стремились попасть в глубь котла, боевые части рассредоточивались для боев и следовали в другом направлении. Все подразделения перемешались друг с другом. «Кольцо стремительно сжималось, — свидетельствует Крымов, — идти уже было некуда». Считаные часы оставались до вступления сражения в решающую фазу.

«Солдаты сумели бы вырваться из окружения, никто в этом и не сомневался. Но куда идти? В какую сторону? И какова будет этому цена? Эти вопросы мучили командиров всех уровней».

Тем временем люфтваффе приступило к выполнению двух поставленных ему задач: тактической поддержке с воздуха наступавших танковых частей и воспрепятствованию всем попыткам русских покинуть район окружения. Отряду майора Франка пришлось бы плохо, если бы не своевременная атака пикирующих бомбардировщиков, позволившая отразить атаку советских танков.

На северном участке кольца окружения действовал 2-й воздушный корпус 2-го воздушного флота люфтваффе, а 5-й воздушный корпус 4-го воздушного флота люфтваффе осуществлял контроль за южным. Бомбардировкам подвергались железнодорожные станции, мосты, локомотивы и составы. Силы Советов, спешившие на подмогу маршалу Буденному, были блокированы, а пути отступления перерезаны.

Вспоминает Кессельринг:

«Из-за плохой погоды летчикам трудно было осуществлять операции, удерживая четкий строй. О высоком боевом мастерстве наших экипажей красноречиво свидетельствует тот факт, что железнодорожные пути в зоне боевых действий, благодаря им, постоянно разрушались. Нередко на коротком отрезке железнодорожных путей, блокированном с обеих сторон, оказывалось двадцать-тридцать эшелонов противника, которые наши пикирующие бомбардировщики разносили вдребезги. Колонны противника до последних дней сражения практически не появлялись на шоссейных дорогах; если же это происходило>, их тут же атаковали с воздуха наши самолеты, нанося им огромные потери».

Гавриил Темкин, служивший в русском рабочем батальоне, вспоминает:

«Излюбленными объектами бомбежек, в особенности с применением зажигательных бомб, были лесистые участки местности, прилегавшие к главным дорогам. Предполагая, что в этих лесах скрываются части русских, немцы бомбили их чаще всего ближе к вечеру».

Пикирующие бомбардировщики широко использовались для подавления у окруженных русских солдат воли к сопротивлению. В период с 12 по 21 сентября 1941 года 5-й воздушный корпус совершил 1422 боевых вылета, сбросив на противника 567 650 кг бомб и 96 зажигательных бомб «типа 36». Результаты были впечатляющими: оказались уничтожены 23 танка, 2171 автомобиль, 6 зенитных батарей, 52 железнодорожных состава и 28 локомотивов. В 18 местах было прервано железнодорожное сообщение и уничтожен 348 ряд мостов. Потери ВВС Красной Армии составили 65 сбитых самолетов и 42 уничтоженных на аэродромах. Потери люфтваффе на указанный период составили 17 сбитых самолетов, 14 поврежденных, 18 пропавших без вести экипажей и 9 человек убитыми.

19 сентября подразделение моторизованной пехоты, в котором служил Фриц Кёлер, располагалось севернее реки Десна. В полдень по радио они услышали сообщение о том, что две группы армий соединились и замкнули кольцо окружения вокруг четырех советских армий. Еще некоторое время спустя солдаты услышали о падении Киева. Через три дня подразделение Кёлера блокировало попытки русских прорваться из котла в районе Лохвицы. Когда 6 танков Т-34 стали надвигаться на них, Кёлер понял, что русские их заметили. Пехотинцы поспешно стали окапываться неподалеку. По танкам открыли огонь из противотанковых орудий, однако 37-мм снаряды отскакивали от брони «тридцатьчетверок». Танки устремились вперед, гусеницами сминая орудия и расчеты, — немецкая пехота осталась один на один с бронированными чудовищами. Выглянув из-за бруствера, Кёлер увидел:

«Танки двигались прямо на нас. Нам пришлось пережить несколько неприятных минут. Одна из машин ползла прямо к моему окопчику, временами замирая на месте. Съежившись в комочек, я едва дышал. И тут танк неуклюже сдвинулся с места, и мне до конца жизни не позабыть этого».

Угрозу для немецких линий обороны ликвидировало прибытие 88-мм орудий и саперных подразделений. «Слава Богу, что на броне танков не было пехотинцев, иначе туго бы всем нам пришлось тогда».

45-я дивизия немцев, здорово потрепанная в Бресте, стала прибывать в Прилуки в 120 километрах восточнее Киева. Здесь находилась восточная граница кольца окружения. Как и все остальные, это соединение, двигаясь на восток, понесло на марше значительные потери в технике и личном составе. В Бресте потери дивизии превысили потери, понесенные в ходе кампании во Франции. С 1 по 6 сентября 1941 года погибли еще 40 солдат и 2 офицера. 32 человека погибли с 9 по 13 сентября. Проливные дожди существенно замедлили темпы наступления — до 4,5 километра в день. Дивизию переподчинили командованию 2-й армии, наступавшей в направлении с севера. Командующий четко обрисовал обстановку на 10 сентября в ежедневном приказе:

«Упорное сопротивление врага, ужасные дорожные условия и постоянные дожди не остановили вас… Наступление, которое должно начаться через несколько дней, даст возможность внести свой вклад в уничтожение вражеских сил. Мы окружим противника со всех сторон и разгромим его».

Когда 45-я дивизия прибыла на место боев, кольцо окружения сузилось до 40 километров в поперечнике. Здесь дивизию снова переподчинили, на этот раз 6-й армии, действовавшей в составе группы армий «Юг». 45-я дивизия вошла в группировку из 8 немецких дивизий, которым была поставлена задача вынудить сдаться еще остававшиеся в кольце окружения дивизии русских. 20 сентября 45-я дивизия была переброшена к бреши у Ягодина у восточного края котла — именно на этом участке русские пытались вырваться из кольца. 22 сентября одновременно с прибытием первых батальонов дивизии начались атаки русских.

Фельдфебель кавалерии Макс Куннерт также оказался у границ киевского котла. По его словам, «периметр быстро уменьшался, но это лишь ожесточало сопротивление русских, все силы бросавших на прорыв». Подразделение Куннерта располагалось в тылу танковых частей, и фельдфебель кавалерии признавался, что «к счастью для нас, вырваться и вывести тяжелые вооружения сумела лишь незначительная часть русских», добавив, что «мы оказались в сложном положении» и страстно желали «оказаться подальше от этих мест».

«Тогда мы были совершенно беспомощны. Могло случиться, что нам пришлось бы сражаться с танками противника, не нам с ними тягаться — мы-то в седлах. Единственное, что мы могли, это укрыться в лесистой местности, наверняка это было бы самое лучшее».

Принявшие массовый характер попытки русских выйти из окружения приводили к тому, что рассеянные по большой территории немецкие силы нередко сами оказывались в окружении. И вынуждены были, заняв круговую оборону, биться не на жизнь, а на смерть. Вальтер Окека участвовал в боях под Уманью и входил в расчет 20-мм зенитных орудий, установленных на шасси полугусеничного вездехода. На их подразделение возлагались задачи обороны с воздуха, но никак не противотанковой, тем более они не могли тягаться с «этими серо-зелеными гигантами» — советскими тяжелыми танками, внезапно появившимися у их позиций.

«Т-34 — сжав зубы, прошипел командир. Да, нам уже приходилось слышать о танках Т-34 массу любопытных вещей, не суливших нам ничего хорошего. Куда нам против них с нашими жалкими 37-мм пушчонками! Или с 20-миллиметровыми!»

Командир батареи, где служил Окека, обер-лейтенант Россман, распорядился сосредоточить непрерывный огонь автоматических пушек на гусеницах Т-34. Никто особенно не верил в удачу этой затеи, но ничего больше не оставалось. Окека, стиснув зубы, пообещал себе, что «продаст свою шкуру как можно дороже». Они не открывали огня, пока танки не подошли на 200 метров. Первый залп зениток оставил один танк Т-34 без гусеницы, машина беспомощно завертелась на месте. После этого последовал приказ сосредоточить огонь на башне. Но не успела опустеть первая обойма, как в башне открылся люк и показался белый флаг. Русский экипаж, выбравшись из танка, тут же угодил в плен. Тем временем зенитчики уже обстреливали второй танк, и вскоре его постигла участь первого.

Однако уцелевший экипаж второго подбитого танка продолжал отстреливаться из личного оружия. Вскоре он был сметен залпом 20-миллиметровых. Участь остальных танков мало чем отличалась от участи предшественников — экипажи срезали пулеметным или пушечным огнем при малейших попытках оказать сопротивление. Оставшиеся Т-34 стали отползать назад. И Окека и его товарищи поверить не могли, что их малокалиберные орудия сумели отбить атаку непобедимых «тридцатьчетверок». «И все наше нервное напряжение враз спало, и мы победно завопили, — продолжает Окека, — словно восьмилетние дети, играющие в ковбоев и индейцев!»

Бойцы отправились к танкам поглядеть на результаты. Оказалось, что снаряды повредили не только гусеницы, но и колеса, и натяжные звездочки. Тем не менее немцы не могли понять, в чем же все-таки дело. «Лишь в ходе допроса плененного экипажа дело прояснилось», — рассказывал Окека. Оказалось, что разрывы 20-мм снарядов на броне башни при беглом огне вызывали резонанс, заставляя ее греметь, как «огромный колокол».

«Следовавшие один за другим разрывы на броне башни гремели с каждым попаданием все сильнее — сила звука превосходила все допустимые пороги, экипаж не выдерживал и готов был броситься вон из танка, лишь бы избавиться от этого невыносимого гула».

А с виду, казалось, что могут сделать эти несчастные 20-мм зенитки такой махине, как Т-34? Но впоследствии, по словам Океки, их батарея вывела таким же образом из строя 32 машины Т-34.

Не столь благополучно обстояли дела на других участках кольца окружения. На правом фланге 45-й пехотной дивизии, где дислоцировался 133-й пехотный полк, произошла «совершенно безумная кавалерийская атака русских, которые, невзирая на шквальный огонь, неслись вперед». За ней последовала атака пехотинцев, «волнами накатывавшихся на наши позиции. Ничего подобного нам видеть ранее не приходилось». Кавалеристы верхом на лошадях с саблями наголо прорывались к траншеям и с размаху кроили напополам даже каски немецких солдат. Советские кавалеристы во время этой безумной атаки сумели прорваться чуть ли не до штаба дивизии в Ягодине, где их все же сумели остановить. За кавалерийской атакой последовало три волны пехотной при поддержке артиллерийского огня. У русских было 4 танка и три полных пехотинцев грузовика. Идя на верную смерть, они приближались к немецкой линии обороны. У железнодорожной насыпи, за которой как раз располагались позиции немцев, они остановились, солдаты спрыгнули на землю. В этот момент на них обрушился ураганный огонь из всех имевшихся в распоряжении немцев орудий. Согласно отчету штаба дивизии, «бессчетное число убитых усеивало железнодорожную насыпь». Среди них обнаружили и женщин в военной форме.

24 сентября на участке 44-й и 45-й дивизий подобные самоубийственные атаки русских следовали подобно волнам прилива. Русские, воспользовавшись брешью на стыке участков дивизий, сумели проникнуть в тыл немцев и атаковать снабженческие и артиллерийские подразделения. 6-я батарея 98-го артиллерийского полка, с позиций на высоте 131, открыла огонь по атакующим цепям. Однако это никак не удержало русских, бросившихся к артиллерийским позициям, где они вступили в ожесточенную рукопашную схватку с орудийными расчетами. Русские, захватив одно из орудий, развернули его и открыли огонь по штабу немецкой дивизии. К счастью, там никого из офицеров не было. И в этот момент произошло нечто совершенно непостижимое, что нередко случается на войне. В разгар боя, в ужасающей неразберихе на орудийных позициях 6-й батареи увидели в какой-то сотне метров, словно на параде, с винтовками на плече на восток следовала колонна русских пехотинцев. У них имелось достаточно сил, чтобы поддержать своих товарищей и обеспечить прорыв из кольца окружения. Однако русские пехотинцы не стали вмешиваться в схватку.

Страшные потери обеих сторон еще более увеличивались по мере сужения кольца окружения. «Повсюду можно было видеть полные кузова трупов», — вспоминал один из участников боев Макс Кунерт, имея в виду немецкие потери.

«На это смотреть было невозможно, а речь ведь шла о малой толике погибших на нашем участке. Кровь в буквальном смысле ручьями лилась из щелей кузовов, стекая вниз по доскам. А водитель, несмотря на жару, стоял с побелевшим как мел лицом».

Обочины дорог были усеяны обезображенными трупами. В особенности болезненно немецкие солдаты воспринимали трупы женщин в красноармейской форме. Кунерт, осматривая подбитый 60-тонный русский танк, обнаружил внутри обгоревший женский труп в форме. Женщина эта явно была членом экипажа, но Кунерт, которому и в голову не могло прийти, что советской женщине ничего не стоило пойти и в танкистки, считал, что «кто-то из членов экипажа, будучи уверен в успехе прорыва, решил прихватить с собой в машину свою жену или подругу».

Пытаясь рассечь крупные окруженные группировки противника, немцы сами несли ужасающие потери. «Ну, и чья очередь сегодня?» — немой вопрос читался на усталых лицах пехотинцев, собиравшихся в бой после пары часов отдыха. «На первом месте был страх смерти, чувство ужаса, от которого холодеет спина. Ну, а на втором голод, жажда и боль», — признавался один немецкий солдат. На четвертый день 45-я пехотная дивизия атаковала лесной массив поблизости от Березани, продвигаясь на запад в сторону Киева. Под Семеновкой завязалась ожесточенная рукопашная схватка с русскими, к всеобщему изумлению, вооруженными автоматами. Сдавшихся в плен не было.

Атаковавших их немцев русские забрасывали связками гранат. Одна такая связка уничтожила пулеметный расчет в полном составе. Всю ночь русские не прекращали попыток прорваться. На рассвете насчитали около сотни трупов, среди них 25 офицеров и комиссаров и 25 сержантов и старшин. Лес, где скрывался неприятель, дважды обстреляли тяжелой артиллерией, после чего сопротивление пошло на убыль. Итог: 700 человек пленными, включая нескольких генералов штаба командования армии.

Даже уже очищенные от русских участки приходилось не раз прочесывать заново. Это приводило к потерям личного состава. «Тогда у нас было одно на уме — выжить, — признавался Кунерт. — Тут уж поневоле позавидуешь раненым, конечно, легкораненым, во всяком случае, им уже бояться было нечего, их отправляли в тыл, где ни вони, ни трупов, не то что на этой скотобойне». Приходилось проверять каждый куст, каждый стожок сена — в них нередко скрывались мелкие группы отбившихся от своих частей солдат, нападавших на немецкие колонны. «Разведка огнем» почти всегда была средством решения проблемы. Капеллан из 45-й дивизии описывает сюрреалистическую сцену:

«Эти вздымавшиеся к небу столбы огня были даже по-своему красивы, если отвлечься от ужасов войны. Наши пехотинцы обшаривали каждый куст, выжигая огнеметами остатки засевшего там неприятеля…»

Унтер-офицер Вильгельм Прюллер из 11-го пехотного полка участвовал в операции по преследованию колонн отступавших русских. «В упоении этой захватывающей операцией все перемешались — немцы, русские, свои, чужие».

«Жаль, что не было тогда кинооператоров из хроники, вот был бы у них материал! Танки, бронемашины, сидящие на них бойцы, покрытые коркой грязи и копоти, опьяненные боем, пылающие стога сена, бегущие с поднятыми вверх руками русские — вот это было зрелище!»

На пятый день сопротивление русских заметно ослабло. Генерал-полковник Михаил Кирпонос, командующий фронтом под Киевом, погиб вместе со своим штабом, когда его колонне не удалось прорвать кольцо немецкого окружения. Спастись тогда удалось очень немногим. Маршалов Буденного, Тимошенко и члена Военного совета Хрущева пришлось эвакуировать из окружения по воздуху. М.А. Бурмистренко, член Военного совета и секретарь ЦК партии Украины, и начальник штаба фронта генерал Пупиков погибли, как и большинство офицеров штаба фронта. Вырваться из окружения удалось лишь 4 тысячам человек — одному-единственному кавалерийскому подразделению под командованием генерал-майора Борисова. Хотя число пленных постоянно росло, отнюдь не все добровольно сдавались немцам. Гавриил Темкин, служащий рабочего батальона, признавался, что «несмотря на официальные запреты предавать огласке число взятых в плен, все прекрасно понимали, что число пленных огромно». Многим было известно даже их точное число. «Нас постоянно убеждали, что фашисты жестоко с ними обращаются, с этим никто не спорит, но мы знали и о том, как наши власти относились к тем, кто побывал в плену».

Попавшие в плен командиры считались дезертирами, члены их семей подвергались преследованиям или даже арестам. Члены семей красноармейцев, попавших в плен, не могли рассчитывать на льготы и помощь государства. «Оказаться во вражеском плену приравнивалось к измене Родине», — поясняет Темкин. Единственным оправданием могло служить бессознательное состояние вследствие полученных ран или же побег из лагеря. Горькой иронией судьбы можно было расценивать тот факт, что сын Сталина Яков Джугашвили сам оказался в плену у немцев. По словам Темкина, «немцы разбрасывали листовки с его фотографией над еще не занятыми советскими городами и железнодорожными станциями, где было полно войск». Впоследствии сын Сталина погиб в концлагере. Сам Темкин не питал иллюзий относительно немецкого плена. «Не могу даже представить себе этого, — признавался он, — нет уж, по мне лучше сразу пулю в лоб».

Майор Юрий Крымов уже свыкся с неизбежным. В 2 часа ночи ему сообщили, что враг всего в 4 километрах от их левого фланга. Он вышел из тесной землянки на воздух. «Весь горизонт полыхал заревом, отовсюду доносилась пулеметная и автоматная стрельба». Он отчетливо сознавал: «при всем желании отсюда не было пути». Еще досаднее было то, что прервалась связь с соседним подразделением. Комиссар, всегда морально поддерживавший Крымова, вырвал его из горестных раздумий, угостив печеньем. «Понятия не имею, где он их сумел добыть, — продолжает майор Крымов, — но он не съел их в одиночку, а решил угостить меня». На этом месте письмо Крымова жене прерывается. Три дня спустя майор Крымов погиб.

Лейтенант Курт Майснер описывает еще одну отчаянную попытку русских вырваться из окружения.

«Нетвердой, спотыкающейся походкой они надвигались на нас у надсадно вопя — Ура! Ура! Ура!..»

Майснер вместе со своими бойцами самозабвенно поливал наступавших из пулемета, десятками кося их, пока они грудой не загородили дорогу своим наступавшим товарищам. Только это и заставило их отступить. Но тут же новые тысячи устремились к позициям немцев. Майснер вынужден был отвести назад свое подразделение. Русские попытались предпринять попытку прорыва в другом направлении, но и там их встретил ураганный огонь. Майснер:

«Я весь взмок от охватившего меня ужаса. Потом произошло нечто совсем уж непонятное: вся эта масса оставшихся в живых русских, — а их еще оставалось несколько тысяч, никак не меньше — внезапно, словно по команде, остановилась где-то в километре от нас. Мы ждали, что будет дальше, и тут в бинокли увидели, что они бросают оружие. Покончив с этим, они повернули к нам. Все их жертвы оказались напрасными. Они просто уселись там, где стояли, и тут нам было приказано отправиться к ним и окружить их».

На пятый день наступил долгожданный конец.

Битва за Киев завершилась 24 сентября 1941 года. Военврач из 3-й танковой дивизии, сам побывавший на поле боя, вспоминает:

«Сцена представляла собой хаос. Сотни грузовиков, тягачей, танков разбросаны по огромному пространству. Некоторым так и не удалось спастись в подбитых машинах, и они сгорали заживо, вцепившись в рукояти пулеметов. И тысячи, тысячи убитых».

Сержант Иван Никитич Крылов, разжалованный из капитанов, хорошо помнит эти последние дни в кольце окружения.

«Немцев было намного больше, и боеприпасов у них было больше, и оружие получше, и храбрости им было не занимать. И убитые немцы лежали вперемешку с нашими. И их, выходит, эта битва не пощадила».

Шесть советских армий — 5-я, 21-я, 26-я, 27-я, 38-я и 40-я — были полностью либо частично уничтожены, 50 советских дивизий считались выбывшими. Немцы сообщили о 665 тысячах пленных, подбитых или захваченных у русских 884 танках и 3718 артиллерийских орудиях. Советские источники приводят цифру в 44 дивизии и 6 бригад, участвовавших в обороне Киева и еще 12 населенных пунктов в период с 7 июля по 26 сентября. Потери, согласно советским данным, составили 700 тысяч человек, причем большая их часть — 616 304 невосполнимые.

Сержант Крылов был прав, считая, что битва не пощадила никого. Подразделение фельдфебеля Макса Кунерта понесло тяжелейшие потери. «Наши потери еще ничего, — заметил кто-то из его товарищей, — вот в батальоне — это да!» 2-й батальон и разведывательное подразделение на правом фланге потеряло большую часть техники и личного состава. «Повсюду валялись опрокинутые мотоциклы с колясками и трупы, трупы, трупы наших…»

Капеллан Рудольф Гшёпф из 45-й дивизии столкнулся в своей части с потерями, сравнимыми с теми, которые дивизия понесла во время штурма Брестской крепости. Три пехотных полка потеряли убитыми 86, 151 и 75 человек соответственно. Еще 40 погибли от ран в дивизионном лазарете и 40 человек пропали без вести. В целом дивизия потеряла 40 офицеров и 1200 солдат рядового и унтер-офицерского состава. Это составило примерно половину полка, если считать по офицерам, и полтора батальона, если считать рядовых и унтер-офицеров. Над свежими могилами отслужили панихиду. Дивизия покидала район сражения под музыку военного оркестра. По словам Гшёпфа, «больше на этой войне нашему оркестру играть не пришлось». В силу отчаянной нехватки транспортных средств инструменты пришлось отправить в рейх, поскольку они занимали слишком много места. Война постепенно утрачивала суровую торжественность, оставались лишь гибель, разрушение и меркантильный практицизм.

Германская пресса восторженно вопила. «Фёлькишер беобахтер» вышла с огромным заголовком на первой странице: «Миллионная армия сметена!» «Финал катастрофы под Киевом». «Франкфуртер цайтунг» лаконично констатировала: «Разгромлены пять советских армий».

Третья годовщина Второй мировой войны подняла неизбежные вопросы: чего удалось достичь и, самое главное, к чему еще стремиться? События на Восточном фронте, случившиеся в минувшем месяце, явно не тянули на восторженные заголовки. Секретный отчет СС в начале сентября гласил: «Явно затянувшаяся кампания на Востоке расценивается населением с определенной долей недовольства». Победа под Киевом враз все изменила. Внимание снова оказалось привлечено к России. Одна домохозяйка из-под Нюрнберга писала:

«Сегодня еще раз объявили по радио об уничтожении 50 советских дивизий под Киевом. Отец говорит, что этот удар будет посильнее, если считать по захваченным трофеям. Русских так ужасно много, что им нипочем все эти потери, но вот восполнить вооружение будет непросто».

Однако пехотинцы, действовавшие в составе группы армий «Юг», были настроены не столь оптимистично. Именно им выпало очищать захваченную территорию от противника, уничтожать окруженные советские армии. Легко соорудить газетный заголовок, но очень непросто было покончить с теми, кто угодил в Киевский котел. Для завершения этих Канн требовалось 35 немецких дивизий, в том числе 6 танковых и 4 моторизованных. А они, между прочим, составляли одну треть всех сил вторжения, предусматриваемых планом «Барбаросса». Личный состав их с начала кампании позабыл, что такое отдых. Один обер-ефрейтор из 98-й пехотной дивизии писал: «Наша рота потеряла 75 % личного состава». По мнению обер-ефрейтора, пополнение должно было прибыть через несколько дней. «Но мне кажется, если их даже пришлют раньше, они все равно не поспеют — нас опять куда-нибудь погонят».

Другой унтер-офицер из 79-й пехотной дивизии писал, что «он досыта наелся битв восточнее Киева». Унтер-офицер надеется, «что после этой битвы русским уже не опомниться, но нам от этого не легче, поскольку и мы потеряли всех, кого только можно». Теперь же их погнали к Харькову. «У меня сильные сомнения на тот счет, что нам удастся покончить с войной в России в этом году». Вывод и вовсе пессимистичен: «Военная мощь России поколеблена, с этим спорить не приходится, но это огромная страна, и русские сдаваться не собираются». Его взгляды полностью разделяет и ефрейтор из 72-й пехотной дивизии, заявивший в письме домой: «Сегодня утром нам объявили, что под Киевом русские потеряли 600 орудий и 150 000 человек… Что им с того — эта страна неисчерпаема!» Вот в этом и заключается фундаментальное отличие кампаний во Франции и России. На Западном фронте:

«После прорыва их обороны и окружения их армейское командование сочло всякое сопротивление бессмысленной бойней. Здесь все по-другому…»

Иными словами, «ни о каком перемирии с русскими мечтать не приходится».

Фельдмаршалу фон Боку не терпелось начать подготовку к наступлению на Москву. Киевский котел и наступление на юг никак не должны отвлекать от главного. У фон Бока сил было явно не густо, расходовал он их весьма экономно, не упуская своей главной цели — захватить Москву до наступления зимы. 20 сентября он сделал в дневнике такую запись:

«Уплотнение моих линий обороны от противника надолго скрыть никак не удастся. И мне необходимо решать: либо дожидаться подхода обещанных мне сил, либо не дожидаться? Несмотря на всю сложность предстоящего наступления, склоняюсь к тому, чтобы «чуточку рискнуть» и начать наступление, как только в войсках будет достигнут необходимый минимум сил».

24 сентября он замечает: «Становится ясно, что русские отводят войска перед моим фронтом на свои оказавшиеся под угрозой северный и южный фланги. Так что время у нас пока есть!»

Как обычно, фронтовой солдат и понятия не имел обо всех этих намерениях и замыслах. Солдат противотанкового подразделения Виктор Майер писал друзьям, не скрывая своего неведения об обстановке на фронте в целом:

«Как всегда, мы ничего не знаем ни о наших целях, ни о замыслах командования. И сейчас мы понятия не имеем, куда нас перебросят и для чего. Вот мы «вскипятили» еще один котел [под Киевом], так что задача выполнена. Ну, и куда теперь?»

Тео Шарф, в составе 79-й пехотной дивизии пробирающийся через поля пшеницы к Харькову, вспоминал, что тогда «перезрелые колосья припадали к земле».

Наступала осень.

из книги Роберта Кершоу "1941 год глазами немцев. Берёзовые кресты вместо Железных"